Новелла о снах

«Новелла о снах» (нем. Traumnovelle) — новелла австрийского писателя Артура Шницлера. В 1925—1926 годах частями издавалась в берлинском журнале мод «Die Dame». В 1926 году была опубликована в издательстве S. Fischer Verlag.

В 1999 году увидела свет самая известная экранизация этого произведения Шницлера: фильм «С широко закрытыми глазами», снятый американским режиссёром Стэнли Кубриком.

История возникновения названия

Первоначально Шницлер озаглавил повесть «Двойная новелла». Это рабочее название Шницлер использовал в своих дневниках до 1923 года. Изложенные события во многом дублированы. Пережитые Фридолином события загадочной ночи и сон Альбертины сопоставимы. «Удвоения» имеют место и в происходящем с Фридолином. Его путь к дому Марианны, Мицци, ателье, замку, где проходил маскарадный бал, повторяется дважды. Что касается возникновения названия «Траумновелле», следует отметить, что лишь это произведение Шницлера содержит в названии слово «Traum» (нем. «мечта», «сон»), несмотря на то, что тема сновидений всегда играла значительную роль в творчестве писателя. Но в других его трудах сновидения были включены в рамки другой темы. В этой новелле центральной темой мыслится именно нереальность, завуалированность происходящих событий. К тому же подобное название сближает новеллу с драмой австрийского писателя Франца Грильпарцера «Сон-жизнь» (нем. Der Traum ein Leben, 1834). Перед публикацией новеллы издатель Самуэль Фишер предложил дать ей название «Ни один сон не является просто сном» (нем. Kein Traum ist völlig Traum), но Шницлер отклонил его предложение.

Сюжет

Действие «Новеллы о снах» начинается с беглого описания бала-маскарада, который почти в самом конце карнавальной недели решили посетить главные герои повествования — супруги Альбертина и Фридолин. На следующий день они делятся друг с другом впечатлениями о бале и их разговор переходит на, казалось бы, совершенно другую тему: верная, в чем был убежден Фридолин, супруга начинает рассказывать о том, как во время их совместного отдыха на датском побережье, она была увлечена офицером флота, с которым даже не успела поговорить, но один его взгляд пробудил в Альбертине низменные желания: «Тогда мне казалось, что стоило ему лишь поманить меня, и я в ту же минуту пожертвую всем: тобой, ребенком, своим будущим». Фридолин рассказывает жене о том, как однажды утром он встретил недалеко от купален этого же курорта совсем молоденькую девушку, которая очаровала его своей почти неземной красотой. Они лишь обменялись взглядами, как и его жена с офицером, но всё же эти признания вызвали ревность у обоих супругов. Их разговор прерывается, так как Фридолин, врач по профессии, вынужден срочно уехать после того, как ему сообщили, что у надворного советника с Шрейфогельгасе (его клиента), случился сердечный приступ.

К тому времени, когда Фридолин приходит к советнику, тот уже мёртв, а доктора встречает его дочь Марианна. С этого момента начинается череда приключений, заполнивших собою почти всю ночь, которую главный герой переживает словно сон. После объятий Марианны, прибытия её жениха Родигера, а затем и близких родственником, Фридолин спешит удалиться.

На улице он сталкивается с группой студентов, один из которых толкает его, не уступив дороги (это неуважение со стороны молодых людей вызвано еврейским происхождением Фридолина). Он вспоминает о своих студенческих годах и о любовных интрижках 15-летней давности. Чуть позже он встречает проститутку Мицци, которая предлагает ему развлечься в её квартире, находящейся неподалеку. Фридолин принимает её предложение, но так и не решается на измену жене.

Он снова оказывается на улице и заходит в уютное старовенское кафе, листает журнал, в котором его внимание привлекает статья о девушке, отравившейся сублиматом. В этом кафе венский врач встречает друга юности Нахтигаля (еврея польского происхождения), с которым они вместе учились на медицинском факультете. Теперь Нахтигаль полностью посвятил себя музыке и зарабатывает деньги игрой на рояле. Нахтигаль рассказывает приятелю о двух таинственных ночах, когда он с завязанными глазами играл на балу. Конечно, своим рассказом он заинтриговал Фридолина, и последний уговаривает пианиста взять его с собой на бал, который состоится этой ночью. Помимо монашеской рясы и маски, составляющих костюм всех гостей бала, Нахтигаль сообщает Фридолину о пароле, который нужен при входе в особняк: это слово «Дания». Фридолин посещает ателье по аренде костюмов, где знакомится с новым хозяином ателье господином Гибизером и его дочкой, облаченной в костюм Пьеро.

В шикарной вилле на загородном холме Галлицинберг, где проходит таинственный бал, его инкогнито быстро раскрывается, а от расправы спасает вмешательство неизвестной дамы, которая расплачивается за это жизнью, как становится известно Фридолину, когда он посещает морг и пытается в обездвиженном теле девушки узнать привлекательную особу, так заворожившую его на балу. Фридолин возвращается за полночь после странствий по ночной Вене.

Альбертина, проснувшись, рассказывает ему странный сон, который является будто отражением произошедших с Фридолином событий. Она переживает свой сон словно явь. Именно это привлекательно в новелле Шницлера. Нельзя провести четкую границу между зыбкой, сновидческой реальностью и столь красочным сном молодой женщины, в котором помимо аллюзий на Страсти Христовы и присутствия типичных мотивов сказки представлены реальные персонажи (офицер флота) и названия мест.

Действие новеллы заканчивается через два дня после того, как супруги посетили бал-маскарад, который явился одной из причин, пробудивших в главных героях желание признаться в своих любовных фантазиях. На рассвете, когда Фридолин возвращается домой после поисков ответа на вопросы, вызванные таинственным балом, внезапным отъездом Нахтигаля и исчезновением его спасительницы, он решает все рассказать своей жене, но так, будто все пережитое им было лишь сном. Как же он был удивлен, когда на постели рядом со спящей женой он обнаружил маску, которая была на нем прошлой ночью. Он понял, что забыл положить её в пакет перед тем, как вернуть костюм в ателье, и маску нашла горничная. Альбертина, положив эту маску рядом с собой, хотела дать понять мужу, что готова выслушать и простить его, о каких бы приключениях он ни рассказал. Фридолин заплакал и, уткнувшись лицом в подушку, пообещал все рассказать проснувшейся жене. «Теперь мы пробудились», — сказала его супруга, когда они оба лежали в кровати, пока «не раздался стук в дверь, и с привычными уличными звуками, с победоносным лучом света, пробивающимся сквозь занавеси, и со звонким детским смехом не начался новый день».

Переводы на русский язык

• Барышня Эльза: Новеллы / Пер. с нем. — СПб.: Северо-Запад, 1994 («Фридолин», перев. О. Мандельштама 1926 года)
• Траумновелле. М.: Гаятри, 2006 (перев. Е. Сорочан)
• Новелла о снах. М.: Центрополиграф, 2011 (перев. А. Игоревского)

Экранизации

В 1930 году, незадолго до смерти, сам Шницлер начал работу над сценарием к «Traumnovelle», но она не была закончена и ограничилась тридцатью страницами текста.

• «Новелла о снах», Австрия 1969. Режиссёр: Вольфганг Глюк. Сценаристы: Рут Керри, Вольфганг Глюк. Компания: ORF. В главных ролях: Карлхайнц Бём, Эрика Плуар, Гертруд Кюкельманн, Хельга Папоушек.
• Ad un passo dall’aurora, Италия 1989. Режиссёр: Марио Бьянки. В главных ролях: Герардо Амато, Тини Казино, Адриана Руссо.
• «С широко закрытыми глазами», США / Великобритания 1999. Режиссёр: Стэнли Кубрик. Сценаристы: Фридрик Рафаэль, Стэнли Кубрик. Компания: Hobby Films / Pole Star / Warner Bros. В главных ролях: Том Круз, Николь Кидман, Сидни Поллак, Тодд Филд, Скай дю Монт.

Отрывок, характеризующий Новелла о снах

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.