Новое Семёновское (Тверская область)

Деревня Новое Семёновское Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Тверская областьТверская область Муниципальный район Калининский Сельское поселение Эммаусское Координаты 56°46′38″ с. ш. 36°12′54″ в. д.56.7772° с. ш. 36.215° в. д. / 56.7772; 36.215    Население 213 человек (2008) Часовой пояс UTC+3 Почтовый индекс 170530 Автомобильный код 69 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=28220882012 28 220 882 012] Показать/скрыть карты

Новое Семёновское — деревня (ранее село) в Калининском районе Тверской области. Относится к Эммаусскому сельскому поселению.

Расположена восточнее Твери, на реке Инге, в 2,5 км от автодороги «Москва — Санкт-Петербург». Рядом деревня Старое Семёновское.

История

В старину село Семёновское (Старое Семёновское) принадлежало к вотчинам Вознесенского Оршина монастыря (расположенного напротив, на другом берегу Волги). В 1651 году Оршин монастырь со всеми вотчинами был приписан к Тверскому Архиерейскому Дому, а в 1780 году Семёновское стало казённым селом с самостоятельным приходским устройством. После пожара, когда церковь и все село Семеновское сгорели дотла, новую церковь построили за рекой Ингой. Впоследствии вокруг храма и образовалось село Новое Семёновское. В 1822 году освящен новый каменный храм в честь Дм. Солунского. В Списке населённых мест 1859 года значится единое село Семёновское, имеющее 84 двора и 731 жителя. В середине XIX-начале XX века село было центром прихода Городенской волости Тверского уезда.

В 1930-е годы село Новое Семёновское (121 двор) центр сельсовета Калининского района Калининской области, в который входят деревни Старое Семёновское (22 двора) и Старая Ведерня (74 двора).

В 1997 году — 74 хозяйств, 130 жителей.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20110208221807/hram-tver.narod.ru/kalinin/semenovskkalin.html Православные Храмы Тверской Земли]

Отрывок, характеризующий Новое Семёновское (Тверская область)

Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.