Нью-Бритенский музей американского искусства
| Нью-Бритенский музей американского искусства New Britain Museum of American Art | |
|---|---|
| |
| Дата основания | 1903 год |
| Местонахождение |  США: Нью-Бритен, Коннектикут
|
| Сайт | [www.nbmaa.org nbmaa.org] |
Нью-Бритенский музей американского искусства (англ. New Britain Museum of American Art, сокр. NBMAA) — художественный музей в США, расположенный в городе Нью-Бритен, Коннектикут. Первый музей в стране, посвященный исключительно американскому искусству. Рядом с музеем находится парковая зона Walnut Hill Park, разработанная ландшафтным дизайнером Фредериком Олмстедом.
Содержание
История
Первоначально в городе в 1853 году был образован New Britain Institute — с целью содействия развитию образования и искусства в Нью-Бритене, особенно среди иммигрантов. В 1903 году музей получил по завещанию от John Butler Talcott 25 000 долларов на приобретение картин, написанных маслом, отечественных или зарубежных художников. Консультировал коллег в Нью-Бритене куратор нью-йоркского «Метрополитен-музея» Bryson Burroughs, который посоветовал приобретать работы американских художников, как наиболее доступные и недорогие. Музей Нью-Бритена принял его совет. Богатая местная вдова Grace Judd Landers пообещала пожертвовать музею крупную сумму денег, но они были потеряны во время обвала фондового рынка 1929 года, и она пожертвовала ему свой дом в 1934 году.[1] В настоящее время в нём находится филиал нью-бритенского музея.
Первым директором музея стал Сэнфорд Лоу (англ. Sanford B. D. Low), сын в законе William H. Hart, бывшего в своё время президентом местной компании Stanley Works (ныне Stanley Black & Decker). Он же приобрёл для музея ряд произведений своего друга-художника Томаса Бентона. В конце 1940-х годов Лоу узнал, что Музей Уитни в Нью-Йорке, готов продать ряд своих произведений, которые посчитал «вышедшими из моды». Приобретённые таким образом картины были оплачены Alix Stanley, одним из членов семьи, основавшей Stanley Works.
В 1964 году в музее был открыт мемориал, посвященный Сэнфорду Лоу. Количество экспонатов на то время составило более 1700 работ, начиная с XIX века. В 1999 году директором музея стал Дуглас Хайланд (англ. Douglas Hyland), до этого работавший в San Antonio Museum. По состоянию на 2009 год в музее имелось 10000 экспонатов, за прошедший финансовый год его доход составил 3,92 млн долларов.
Коллекция
Постоянная коллекция музея включает в себя работы художников Школы реки Гудзон, Школы мусорных вёдер и американских импрессионистов, а также современных художников США. Представлены скульптурные работы и фрески. Здесь имеется панно «The Arts of Life in America» Томаса Бентона, работа «The Cycle of Terror and Tragedy» Грейдона Пэрриша, посвященная теракту 11 сентября.
Напишите отзыв о статье "Нью-Бритенский музей американского искусства"
Примечания
- ↑ O'Shaughnessy, Tracey, "Hyland Fling", article, Connecticut Magazine, p 56, November 2009
Ссылки
- [www.nbmaa.org Официальный сайт музея] (англ.)
- [www.tfaoi.com/newsm1/n1m45.htm New Britain Museum of American Art] (англ.)
Отрывок, характеризующий Нью-Бритенский музей американского искусства
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
