Оболенский, Василий Иванович (филолог)

Василий Иванович Оболенский
Дата рождения:	1790(1790)
Место рождения:	Орловская губерния
Дата смерти:	1847(1847)
Место смерти:	Москва
Страна:	Российская империя Российская империя
Научная сфера:	филология
Место работы:	Московский университет
Альма-матер:	Московский университет

Василий Иванович Оболенский (1790—1847) — филолог, писатель-переводчик, адъюнкт Московского университета (1835—1843).

Биография

Первоначальное воспитание получил в доме отца — сельского священника Орловской губернии. После окончания курса Севской семинарии, Оболенский в 1809 году поступил канцеляристом в московское губернское правление. Весной 1810 года Оболенский, при содействии М. П. Третьякова, поступил в Московский университет, — изучать древние языки. Во время наполеоновского нашествия 1812 года он уехал в Ярославль, но вскоре вернулся обратно в Москву и продолжил обучение.

В 1814 году Оболенский окончил университет кандидатом словесных наук и в январе 1816 года был определён старшим учителем латинского языка в Тверскую гимназию. В 1820 году он вернулся в Московский университет и продолжил свои научные занятия. В это время он преподавал латинский язык в университетском благородном пансионе. В январе 1824 года Оболенский, защитив диссертацию на тему «De discrimine et ingenio litterarum graecorum et romanorum nec non utilitate ac praestantia studiorum humanitatis», был удостоен степени магистра словесных наук.

В 1827 году Оболенский был назначен старшим преподавателем в 1-ю московскую гимназию. Оболенский зарекомендовал себя хорошим педагогом. В 1828 году был командирован в Санкт-Петербург, — для изучения метода взаимного обучения; вернувшись в Москву, он уже в январе 1829 года открыл школу взаимного обучения при Никитском училище, куда он пожертвовал свои средства.

В 1832 году В. И. Оболенскому было поручено читать лекций по греческому языку для студентов первого курса. В 1835 году он был утвержден адъюнктом, с увольнением от должности учителя гимназии и Воспитательного дома. К. С. Аксаков вспоминал:

Оболенский был очень забавен; он был небольшого роста и с весьма важными приемами; голос его, иногда низкий, иногда переходил в очень тонкие ноты.

Помимо обязанностей лектора, Оболенский исполнял обязанности секретаря 1-го отделения филологического факультета и разные другие поручения начальства: заведовал изданием греческих классиков для студентов, издал Илиаду в подлиннике. В связи со слабым зрением в июне 1843 года он ушёл в отставку.

Личные качества

Современники отмечали доброту и педагогический талант Оболенского. Оболенский был хорошим лектором. Один из его учеников отмечал, что он умел «говорить много дельного и прекрасного, без всякого приготовления и заранее обдуманного плана… Он любил беседовать и говорить, и в разговоре обнаруживал необыкновенную начитанность. Внезапно высказывались мысли оригинальные, в которых виднелся высокий ум и благородная душа». Оболенский доброжелательно относился к своим студентам. Наиболее бедных из них он иногда приглашал к себе на квартиру и предоставлял им бесплатно пользоваться его столом, помещением и библиотекой. М. П. Погодин называл его «добрейшим существом, какое только может быть». Другой современник, Пеховский говорит, что Василий Иванович, будучи младенцем душой, «имел сердце чистейшее и добрейшее, совесть неукоризненную, скоро прощал и забывал обиды, был великодушен, щедр, прост и т. д.». Другой отличительной чертой Оболенского была его крайняя оригинальность, граничившая с чудачеством. Эта черта, в связи с его колоссальной рассеянностью, служила часто пищей для насмешек над Василием Ивановичем, на которые тот, впрочем, почти не обращал внимания.

Литературная деятельность

Литературная деятельность Оболенского выразилась преимущественно в переводах с греческого языка. В отдельных изданиях имеются следующие труды В. И. Оболенского:

• «История Геродиана в восьми книгах о Римской империи по кончине Марка Аврелия до избрания Младшего Гордиана» пер. с греч., М. 1829;
• «[www.kabinet-auktion.com/auction/books17/30/ Платоновы разговоры о законах]» (М.: тип. С. Селивановского, 1827. — [8], IV, 555 с.); «Homeri Ilias in usum scholarum» (М. 1829).

Кроме того, В. И. Оболенский напечатал несколько работ и в периодических изданиях:

• «[www.krotov.info/acts/08/3/feofan_00.htm Летопись Феофана, От Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта]». Пер. с греч. («Чтения в Имп. Общ. Ист. и Древн. Российск.» кн. 4-я, стр. 1—70);
• «Правила жизни добродетельной», из сочин. Платона: «О законах»; пер. с греч. («Моск. Вестн.» 1827 года ч. 2, стр. 348—363).

Помимо переводов с греческого языка, перу Оболенского принадлежит и ряд оригинальных сочинений, которые он помещал главным образом в журнале «Атеней» (1828—1830 гг.) и «Русском Зрителе» (1829 г.).

теоретические статьи

• Об отличительных качествах поэзии и красноречия // «Атеней», 1828, т. III, стр. 357—368;
• Сравнительный взгляд на высокое и прекрасное // «Атеней», т. V, стр. 303—311);
• О высоком и смешном // «Атеней», т. VI, стр. 191—199);

беллетристика

• Арабак // «Атеней», 1830 г., т. III, стр. 111—117)
• Клязьма, Москва и проч. // «Атеней», т. IV, стр. 114—126
• Талант и Случай // «Атеней», 1828 г., т. II, стр. 86—96
• Гений Павловска // «Атеней», т. VI, стр. 338—343) и др.

Речь Оболенского «О добром направлении сердца», которую он читал на акте в гимназии, была напечатана в брошюре «Речи и стихи, произнесенные в торжественный день акта в московской гимназии в 1829 г.» М. 1829.

Источник

• Оболенский, Василий Иванович (филолог) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Оболенский, Василий Иванович (филолог)

Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.