Овечкин, Валентин Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Валентин Овечкин
Валентин Владимирович Овечкин
Дата рождения:

9 (22) июня 1904(1904-06-22)

Место рождения:

Таганрог

Дата смерти:

27 января 1968(1968-01-27) (63 года)

Место смерти:

Ташкент

Гражданство:

СССР СССР

Род деятельности:

прозаик, драматург, журналист

Награды:

Валентин Владимирович Овечкин (9 (22) июня 1904, Таганрог — 27 января 1968, Ташкент) — русский советский прозаик и драматург, журналист.





Жизнь и творчество

Родился 9 июня (22 июня по новому стилю) 1904 в Таганроге. Учился в техническом училище, работал подмастерьем у сапожника, с 1921 года жил в деревне у родственников, где ему приходилось батрачить, сапожничать, заведовать избой-читальней и преподавать в школе ликбеза.

В 1925 он был избран председателем первой в Приазовье сельскохозяйственной коммуны, с 1931 находится на партийной и профсоюзной работе (от секретаря сельского парткома до заведующего орготделом райкома ВКП(б) и председателя городского профсоюза г. Кисловодска).

Писать начал с середины 20-х годов XX века, а с 1934 года становится профессиональным журналистом — разъездным корреспондентом газет юга европейской России, в том числе в армавирской городской газете [www.news-armavir.ru «Трудовой путь»] (ныне «Армавирский собеседник»), писал в основном о проблемах деревни и колхозного строительства. В 1941 году В. В. Овечкин становится членом Союза писателей СССР.

Во время Великой Отечественной войны воевал пехотным офицером, прошел в боях от Сталинграда до Украины, работал в армейских и фронтовых газетах. Его фронтовые впечатления отразились в повести «С фронтовым приветом», написанной им в 1945 году. В своих произведения Валентин Владимирович, как и многие писатели тех лет, отразил уверенность многих своих современников в том, что война исправит недостатки и изъяны, имевшие место в жизни советской деревни до этого. После демобилизации в 1944—1945 годах он работал журналистом в газете «Правда Украины». В своих статьях он критиковал гибельный административно-командный стиль руководства деревней, а также бесхозяйственность и некомпетентность местных властей, этому же было посвящено и его литературное творчество. В 1946, живя в Таганроге, он написал пьесу «Бабье лето» (1947) о послевоенной украинской деревне.

В 1948 году он переселяется в город Льгов — районный центр Курской области, где продолжил своё творчество в качестве драматурга, написав, ставшую заметной, пьесу «Настя Колосова», в которой затрагивает проблему показных успехов в колхозах и сокрытия просчетов в руководстве ими.

Однако известным на всю страну Валентин Овечкин стал после цикла из пяти очерков, опубликованных в 1952—1956 годах в журнале «Новый мир» под общим названием Районные будни, связанных общностью темы и лиц, выведенных в них: Районные будни, На переднем крае, В том же районе, Своими руками, Трудная весна. По сути в его очерках «деловая» проза, факты реальной экономической и социальной жизни людей из глубинки, хотя и с вымышленными персонажами и измененным сюжетом, впервые в советской литературе стали предметом глубокого эстетического переживания и явлением большой литературы. Безусловно, это, как и многие другие произведения литературы того времени (так называемая «литература оттепели»[1]), было вызвано коренными сдвигами в общественном сознании, связанными с процессами «десталинизации» страны, так называемой борьбой с «культом личности» Сталина, провозглашенной руководством СССР после XX съезда КПСС. В этих очерках, показанное писателем ужасающее положение колхозного крестьянина (неоплачиваемый труд, отсутствие паспортов, а в силу этого фактически крепостная зависимость от местных властей), принимало характер обобщения и масштабной социальной критики всей советской тоталитарной системы. Хотя, конечно Овечкин в своих произведениях ни в коем случае не был убежденным противником советского строя. Он видел главного врага советского строя в отдельных личностях, в тех, кто его извращает, то есть в бюрократах и управленцах и не только низшего звена. В своих произведениях он вывел такого бюрократа в образе 1-го секретаря райкома КПСС Борзова, что по тем временам было очень и очень смело. Хотя, стоит заметить, что в последней части цикла он ставил вопрос и о необходимости системных перемен, по сути о принципиальной демократизации общества как условии его процветания.

Осенью 1960 он совершил поездку на целину, в Омскую область. Он был потрясен беспорядками, творившимися под прикрытием громкой целинной кампании, бывшей в тот момент основой экономической политики государства того времени. Его резкое выступление на Курской партконференции против волюнтаризма, субъективизма и показухи в работе партийных и советских чиновников, вполне естественно вызвало негативную реакцию слушателей — этих же самых партийных чиновников, против которых эта критика и была направлена. В результате неприятностей, последовавших за его выступлением на партконференции, у него случился нервный срыв, и писатель предпринял попытку самоубийства, в результате чего он потерял глаз. В 1963-м году он переехал на жительство в Ташкент.

Впоследствии он хотел из Ташкента вернуться в Россию, но материальные проблемы и перенесенный инфаркт помешали этим планам осуществиться[2].

Умер Валентин Владимирович Овечкин в Ташкенте 27 января 1968 и похоронен на Коммунистическом кладбище города[3].

Биография и произведения Овечкина легли в основу пьесы А. Буравского «Говори…» (1986).

Значительным вкладом Овечкина в советскую литературу является его «деревенская проза», которую сам писатель рассматривал как средство литературной полемики, способное уменьшить разрыв между партийным руководством в сельском хозяй­стве и объективной действительностью. Он обличает неразумную и бесчеловечную по­литику лживых обещаний и шантажа, кото­рые применяются, чтобы заставить людей выполнять планы; он противопоставляет действия, профессионально и психологиче­ски обоснованные, направленные на благо народа, тому, что творят бюрократы-демаго­ги, заинтересованные лишь в собственной партийной карьере. Наиболее сильной стороной произведений Овечкина является не развитие сюжета, а умение живо, подчас с юмором, изображать при помощи диалога функционеров, чаще всего — среднего калибра; эти диалоги и вскрывают глубинные проблемы. В драма­тургии Овечкина именно эта слабость сюжетного развития лишает пьесы сценичности. Специ­фика собственного жизненного опыта прида­ёт диалогам Овечкина убедительность.[4]

Сочинения

  • Колхозные рассказы, 1935
  • Рассказы, 1939
  • С фронтовым приветом, 1946
  • На переднем крае, 1953
  • Очерки о колхозной жизни, 1953, 2-е изд. — 1954
  • Районные буд­ни, 1956
  • Трудная весна, 1956
  • Пусть это сбу­дется. Пьесы, 1962 (Пусть это сбудется; Бабье лето; Настя Колосова; Летние дожди; Время пожинать плоды)
  • Статьи, дневники, письма, 1972
  • Гости в Стукачах, 1972, 2-е изд. — 1978
  • Заметки на полях, 1973

Напишите отзыв о статье "Овечкин, Валентин Владимирович"

Литература


Примечания

  1. [www.krugosvet.ru/articles/103/1010374/1010374a1.htm Энциклопедия «Кругосвет». Литература оттепели]
  2. [www.communa.ru/news/detail.php?ID=19576&print=Y «Коммуна» — Информационный портал Центрального-Черноземья. «К столетию со дня рождения Валентина Овечкина»]
  3. [amp96.ucoz.ru/photo/1-0-89 Фотография надгробия В. В. Овечкина на коммунистическом кладбище в Ташкенте]
  4. Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.. — С. 290.</span>
  5. </ol>

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/articles/89/1008931/1008931a1.htm Энциклопедия «Кругосвет». Овечкин, Валентин Владимирович]
  • [formator.info/articlepage?id=20962 Художница Юлия Амаги: «За что я люблю Валентина Овечкина?»]
  • [www.news-armavir.ru Газета «Армавирский собеседник»]
  • [www.gorodlgov.ru/node/5269 Произведения В.В. Овечкина на сайте города Льгова»]

Отрывок, характеризующий Овечкин, Валентин Владимирович

– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.