Олав Гейрстад-Альв
| Олав Гейрстад-Альв Ólafr Geirstaða-Álfr | |||
| |||
|---|---|---|---|
| нач. 820-х годов — сер. IX века | |||
| Соправитель: | Хальвдан Чёрный | ||
| Предшественник: | Гудрёд Охотник | ||
| Преемник: | Рёгнвальд Достославный | ||
| Рождение: | кон. VIII века или нач. IX века Норвегия | ||
| Смерть: | сер. IX века | ||
| Род: | Инглинги | ||
| Отец: | Гудрёд Охотник | ||
| Мать: | Альвхильд, дочь Альварика | ||
Олав сын Гудрёда (др.-сканд. Ólafr Gudrødsson) или, как его стали называть после смерти, Олав Гейрстад-Альв (др.-сканд. Ólafr Geirstaða-Álfr) — полулегендарный норвежский конунг династии Инглингов, упомянутый в «Саге об Инглингах». Сын Гудрёда Охотника, единокровный брат Хальвдана Чёрного, отец Рёгнвальда Достославного. Вместе со своим отцом Олав завоевал значительную часть Раумарики.
Гудрёд умер, когда Олаву было около двадцати лет. Он унаследовал Вестфольд, а когда его брат Хальвдан Чёрный возмужал, разделил с ним владения. Олаф взял южную часть и стал править в Гейрстаде. Братья унаследовали только Вестфольд, так как Вингульмёрк забрал себе Альвгейр, посадив там правителем своего сына Гандальва Альвгейрссона.
Согласно «Саге об Инглингах», Олав был могущественным и воинственным человеком, с виду красивым и высоким.
Олаф умер в возрасте примерно 50 лет от болезни. После смерти его стали почитать "альвом", называя его Гейрстада-Альв, то есть «эльфом из Гейрстадира». Согласно одной из гипотез, Гейрстад (Гьерстад) находится недалеко от Гокстада. Могилу Олава связывают с Гокстадским захоронением, где археологи нашли высокого человека, сидящего на стуле, а врачи установили, что ноги этого человека были поражены артритом.
Олав упомянут в поэме Перечень Инглингов, написанной по заказу его сына Рёгнвальда скальдом Тьодольвом из Хвинира.
См. также
Напишите отзыв о статье "Олав Гейрстад-Альв"
Отрывок, характеризующий Олав Гейрстад-Альв
– Батюшки светы, ножик то…– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
