Омбасира

Омбасира (яп. 御柱) — фестиваль, проводящийся раз в шесть лет в районе озера Сува в префектуре Нагано, Япония. Целью фестиваля является символический ремонт храма Сува-тайси. «Омбасира» дословно переводится как «почётные колонны». Фестиваль Омбасира проводится на протяжении 1200 лет. Проводится один раз в шесть лет, в годы Обезьяны и Тигра китайского календаря, однако местные жители могут сказать «раз в семь лет», из-за традиционного японского обычая включать текущий год при подсчёте продолжительности времени. Омбасира длится несколько месяцев, и состоит из двух сегментов, Ямадаси и Сатобики. Ямадаси традиционно проходит в апреле, Сатобики проводится в мае. «Ямадаси» буквально означает «выходит из горы». Перед этой частью фестиваля вырубаются огромные деревья в ходе церемонии синто при помощи топоров и тёсел, специально изготовленные для одноразового использования. Брёвна оформляют в красных и белых регалиях, это традиционные цвета синтоистских церемоний, и крепятся на верёвки. Во время Ямадаси команды мужчин едут вниз на брёвнах с горы к четырём святыням Сува-тайси. Всего должно быть доставлено 16 брёвен. Такая езда является травмоопасной, нередки летальные исходы.

Курс брёвен идёт по неровной местности, и в определённых точках брёвна могут скатиться или упасть вниз по крутым склонам. Молодые люди доказывают свою храбрость, проезжая на брёвнах вниз по склону. Эта церемония называется «Ги-отоси». Фестиваль «Сатобики» включает в себя символическое размещение новых брёвен для поддержки фундамента святыни. Брёвна торжественно поднимает группа людей, которые несли брёвна и ездили на бревне, и поют с вершины бревна сообщить об успешном поднятии. Эта церемония была выполнена в рамках церемонии открытия Зимней Олимпиады в Нагано в 1998 году. После двух фестивалей проходит важное событие «строительство Ходен». Это событие не так известно, и мало кто знает, что мероприятие проводится даже среди людей, которые живут рядом и участвовали в Ямадаси и Сатобики. Конец этого события знаменует окончание фестиваля Омбасира.

Ссылки

• [www.go-nagano.net/modules/contents07/index.php?id=1&mode=disdetailsisetu&cityid=6&junleid=13&indexid=4&kubuncode=7 Nagano Prefectural Tourism Site]
• [web-japan.org/atlas/festivals/fes12.html Japan Atlas]
• [www.youtube.com/watch?v=rsgUwTSupXA YouTube Video]
• [www.outdoorjapan.com/TO/0404/TO-2-onbashira.html Outdoor Japan]
• [onbashira.jp/ Onbashira Web — Japanese]

Отрывок, характеризующий Омбасира

[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.