Офицерская электротехническая школа

Электротехническая военная школа была учреждена в 1857 году в столице Российской империи городе Санкт-Петербурге под именем технического гальванического заведения, которое вместе с гальванической ротой находилось в распоряжении штаба генерал-инспектора по инженерной части.

История

В 1884 году заведение было переименовано в гальванический офицерский класс, названный в 1891 году Электротехническим офицерским классом, а в 1894 году последний был преобразован в военную электротехническую школу.

Офицерская электротехническая школа имела целью:

1) подготовку офицеров и нижних чинов инженерных войск к выполнению тех специальных обязанностей, где требуется применение электротехники.

2) изучение открытий и изобретений по электротехнике, минному, подрывному и телеграфному делу, которые могли найти применение в военном деле.

Школа была подчинена главному начальнику инженеров и состояла из управления школы, офицерского класса, электротехнической роты и учебной электрической станции.

Офицерский класс готовил офицеров специалистов по электротехнике и производил опыты и испытания по этой отрасли; при классе имелся минный и телеграфный кабинеты, электрохимическая и химическая лаборатории и другие вспомогательные подразделения.

Офицеры, успешно окончившие курс класса, получали право на ношение особого нагрудного знака и распределялись по частям инженерных войск, причем преимущественно назначались в крепостные минные роты и телеграфы.

Электротехническая (до 1894 года — Гальваническая) рота готовила нижних чинов-инструкторов по электротехнике и участвовала в производстве опытов и испытаний.

Учебная электрическая станция имела целью практическое ознакомление обучающихся в Электротехнической школе офицеров и унтер-офицеров с устройством и эксплуатацией электрического освещения, для чего станция освещала соседние здания военного ведомства.

Для изучения электротехники и практического ознакомления с приборами электрического освещения ежегодно командировались 10 офицеров крепостных артиллерий на петербургский орудийный завод, где для этой цели была устроена электрическая лаборатория.

После Октябрьского переворота Офицерская электротехническая школа прекратила своё существование, однако, уже в 1919 году большевики попытались создать нечто подобное дав ему название «Высшая военная электротехническая школа комсостава Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА)» (ныне Военная академия связи имени С. М. Будённого).

Литература

• Лыкошин А. С.,. Электротехническая военная школа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Офицерская электротехническая школа

Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.