Охлябинин, Андрей Петрович
| Андрей Петрович Охлябинин | |
| Принадлежность | |
|---|---|
| Звание | |
Биография
Осенью 1555 года князь Андрей Петрович Охлябинин служил воеводой во Мценске. В 1556 году воевода «с перваго сроку, з Благовещеньева дни» в Карачеве; служил там и в 1557 году.
В июле 1558 года «после отпуску больших воевод» князь А. П. Охлябинин был оставлен в Калуге «на берегу» вторым воеводой в полку левой руки. Тогда же местничал с воеводами Д. Карповым и князем Г. Мещерским, на что из Москвыв от царя Ивана Грозного был прислан ответ: «Писал к нам князь Андрей Охлябинин, что велено ему быти в левой руке, а окольничему Долмату Карпову в сторожевом полку, а князю Григорью Мещерскому в передовом полку; и ему для их в левой руке быти невозможно. И то князь Ондрей дурует; ведая, мы своих холопей на свою службу посылаем, где кому пригоже быти… И ты (главный воевода князь М. И. Воротынский) бы им то от нас сказал, чтобы они по нашему наказу и по росписи на нашей службе быти и списков (подчиненных им детей боярских) не возьмут, и им от нас быти в великой опале».
В конце лета 1558 года князь Андрей Петрович Охлябинин ходил во Мценск со сторожевым полком вторым воеводой в связи с сообщением, что к реке Красная Меча подошел крымский царевич с большим татарским отрядом.
Оставил после себя единственного сына — Василия Борца.
Напишите отзыв о статье "Охлябинин, Андрей Петрович"
Литература
- Экземплярский А. В.,. Ярославские князья // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Богуславский В. В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия : в 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2005.
Отрывок, характеризующий Охлябинин, Андрей Петрович
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
