Паншин, Алексей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Паншин
Alexis Adams Panshin
Псевдонимы:

Louis J. A. Adams

Дата рождения:

14 августа 1940(1940-08-14) (83 года)

Место рождения:

Лансинг, Мичиган

Гражданство:

США США

Род деятельности:

писатель-фантаст, критик

Жанр:

фантастика

Язык произведений:

английский

Премии:

Небьюла, 1969
Хьюго, 1990

Алексей Паншин (англ. Alexis Adams Panshin, род. 14 августа 1940) — американский писатель и критик в жанре научной фантастики. Он написал несколько критических работ и романов, в том числе «Обряд перехода» (издан русский перевод[1]), который получил премию «Небьюла» за лучший роман, и «The World Beyond the Hill», награждённая премией «Хьюго» как лучшая нехудожественная работа[2]. Некоторые произведения написаны в соавторстве с женой, Кори Паншин.



Другие работы

К наиболее известным работам Паншина также можно отнести трилогию «Anthony Villiers», состоящую из романов «Star Well», «The Thurb Revolution» и «Masque World». Четвёртый роман серии, «The Universal Pantograph», не был опубликован, предположительно, из-за конфликта с издателем. Кроме того, в соавторстве с женой Кори он написал роман «Earth Magic». Также вместе с ней Паншин создал основные критические работы: «SF in Dimension: A Book of Explorations» (1976) и «The World Beyond the Hill» (1989). В 1975 году был издан сборник из преимущественно сольных рассказов Паншина «Farewell To Yesterday’s Tomorrow».

Паншин написал одно из первых серьёзных исследований творчества Роберта Хайнлайна, «Heinlein In Dimension: A Critical Analysis» (1968)[3]. Эта работа впервые принесла Паншину широкую известность. Сам Хайнлайн возражал против неё и пытался остановить публикацию[4]. Паншину удалось опубликовать её в 1966 году в фэнзине, благодаря чему он получил в 1967 премию «Хьюго» как лучший фэн-писатель, а ещё через год книга была профессионально издана. Мнения о «Heinlein In Dimension» разделились. Спайдер Робинсон и Сэм Московиц резко критиковали её. Исследователь творчества Хайнлайна, Джеймс Гиффорд, отмечает, что именно Паншин, вполне вероятно, нанёс наибольший урон делу изучения Хайнлайна. Используемые критиком аргументы Гиффорд называет краткими и поверхностными, противоречащими друг другу[5]. У Паншина же собственное мнение по этому вопросу, с некоторыми материалами можно ознакомиться на его официальном сайте.

Напишите отзыв о статье "Паншин, Алексей"

Примечания

  1. [www.fantlab.ru/work68578 Информация о романе «Обряд перехода»] на сайте «Лаборатория Фантастики»
  2. D. Douglas Fratz. [www.sfsite.com/08a/ap325.htm An Interview with Alexei Panshin] (англ.). SF Site (2012). Проверено 23 октября 2013.
  3. [www.sf-encyclopedia.com/entry/panshin_alexei Panshin, Alexei] (англ.). The Encyclopedia of Sciece Fiction. Проверено 23 октября 2013.
  4. Алексей Паншин. [www.enter.net/~torve/critics/StoryHiD/HiDcontents.html The Story of Heinlein in Dimension] (англ.). Проверено 24 октября 2013.
  5. James Gifford. [www.nitrosyncretic.com/rah/critics.html A Survey of Heinlein Commentary & Criticism] (англ.) (2001). Проверено 24 октября 2013.

Ссылки

  • [panshin.com/contents.htm The Abyss of Wonder] — сайт Паншина (англ.)
  • [www.isfdb.org/cgi-bin/ea.cgi?Alexei_Panshin Паншин, Алексей] на сайте Internet Speculative Fiction Database (англ.)
  • [www.fantasticfiction.co.uk/p/alexei-panshin/ Библиография] на сайте Fantastic fiction (англ.)
  • [www.enter.net/~torve/critics/Dimension/hdcontents.html#Contents Полный текст Heinlein In Dimension(англ.)


Отрывок, характеризующий Паншин, Алексей

– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.