Пауэлл, Джон Уэсли

Джон Уэсли Пауэлл
John Wesley Powell
Джон Уэсли Пауэлл
Род деятельности:	географ, исследователь, этнолог
Дата рождения:	24 марта 1834(1834-03-24)
Место рождения:	Маунт-Моррис, шт. Нью-Йорк, США
Гражданство:	США США
Дата смерти:	23 сентября 1902(1902-09-23) (68 лет)
Место смерти:	Норт-Хейвен, шт. Мэн, США

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «J.W.Powell». [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=7912-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Джон Уэсли Пауэлл (англ. John Wesley Powell; 24 марта 1834, Маунт-Моррис, штат Нью-Йорк — 23 сентября 1902, Норт-Хейвен, штат Мэн) — американский военный деятель, путешественник, исследователь, географ, возглавивший экспедицию по исследованию реки Колорадо и Гранд-Каньона, при этом собравший значительный этнографический материал о жизни индейцев региона.

Уже во время обучения в школе и колледже Пауэлл участвовал в ряде экспедиций, в частности, по территории Висконсина и на реке Миссисипи. Принимал участие на стороне федеральных войск в гражданской войне в США, потеряв при этом правое предплечье, и окончил воинскую службу в звании майора.

Осуществив несколько путешествий в Скалистые горы, 24 мая 1869 г. он предпринял одну из своих наиболее выдающихся экспедиций. Она началась на Грин-Ривер в штате Вайоминг, по которой Пауэлл и его спутники проплыли сначала до впадения её в реку Гранд (так в те времена обозначалась река Колорадо вверх по течению от слияния) близ современного города Моав в штате Юта. От слияния и далее река называлась Колорадо (испан. «цветная»), поскольку её мелкие притоки несли в себе красноватую взвесь из скалистых пород. Экспедиция проплыла по Колорадо через Гранд-Каньон в целом более 1500 км до устья реки Вирджин (впадает в озеро Мид).

Через два года экспедиция прошла вновь по тому же пути, с тем, чтобы осуществить нанесения на карту региона и провести научные исследования. Эта новая экспедиция продлилась 18 месяцев. Её результатыми, наряду с важными научными фактами, были первые фотографии каньона.

Пауэлл прославился не только как военный деятель, исследователь, картограф и писатель. Получивший самообразование, он стал профессором геологии, а с 1881 г. стал директором Федеральной геологической службы США и оставался в этой должности до 1894 года.

Помимо того, Пауэлл интересовался культурой коренных обитателей Америки, изучил несколько индейских языков, благодаря чему впоследствии он был в 1879 г. назначен директором только что образованного Бюро американской этнологии — федерального исследовательского института, изучавшего культуру и языки индейцев США.

Пауэлл дал названия многим местам, которые он исследовал: Грязный Дьявол (Dirty Devil), Глен-Каньон (Glen Canyon), Яркий Ангел (Bright Angel), Каньон Запустения (Desolation Canyon), Мраморный каньон (Marble Canyon), Пылающее ущелье (Flaming Gorge) и Водопады Лавы (Лава-Фолс, Lava Falls). В США его имя носят многочисленные улицы, места, горы, музей в г. Грин-Ривер и крупное озеро Пауэлл.

Литература

• John Wesley Powell: First Through the Grand Canyon, New York, Outing Pub. Co. 1915
• Charles William Maynard: John Wesley Powell: Soldier, Scientist, and Explorer, New York: The Rosen Publishing Group 2003, ISBN 0-8239-6290-3

Ссылки

• [www.powellmuseum.org/museum_powell.php The Life of John Wesley Powell]. Powell Museum
• www.desertusa.com/magnov97/nov_pap/du_jwpowell.html

Отрывок, характеризующий Пауэлл, Джон Уэсли

«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.