Московский печатный двор

Запрос «Печатный двор» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Московский печатный двор — первая в России типография. Основана при Иване Грозном в 1553 году. Традиционно располагалась в Китай-городе на Никольской улице, по соседству с Николо-Греческим монастырём.

Допетровское время

Печатный двор упоминается в записках Генриха фон Штадена «О Москве Ивана Грозного». В 1564 году Иван Фёдоров и Пётр Мстиславец издали здесь первую датированную книгу «Апостол». При Печатном дворе были изданы Триодь постная, Триодь цветная, Евангелия, Псалтырь, Часовник и другие книги. Фасад здания украсили изображения Льва (символ царской власти) и Единорога (символ премудрости). Переплеты большинства книг, выпущенных Печатным двором, украшались Единорогом.

В разгар Опричнины Печатный двор переехал вслед за царём в Александровскую слободу, однако в 1587 вернулся в Москву на Никольскую улицу. В 1612 году пострадал от пожара Москвы. В 1620 году была выстроена двухэтажная каменная палата, куда перевезли семь типографских станков и переехали 80 работников типографии из Дворцовой палаты Кремля. В первой половине XVII века на московском Печатном дворе работал Василий Бурцов-Протопопов.

При Алексее Михайловиче рядом с Печатным двором были устроены Приказ книгопечатания, Правильная палата и библиотека. В основу последней легли многочисленные греческие рукописи, привезённые из Афона для патриарха Никона. Постройки Печатного двора в течение XVII века обновлялись, к концу века штат Печатного двора составлял 165 человек.

В целом, с 1564 по 1711 год тут было отпечатано около 700 изданий книг, среди которых были так называемые «четьи» книги, полемические сочинения, переводы, учебная литература. Именно при московском Печатном дворе сложился стиль русских кириллических изданий.

Синодальная типография

См. также: Здание Синодальной типографии

В начале XVIII века Печатный двор сначала передали в ведение Духовной коллегии, а в 1721 году он был подчинён Святейшему Синоду, а типография преобразована в Синодальную. Незадолго до реформы, в 1703—1711 годах, на Печатном дворе печаталась первая русская газета «Ведомости».

В конце XVIII — начале XIX веков корпуса по Никольской улице были разобраны и на их месте возведено в 1811—1815 годах монументальное здание Синодальной типографии по проекту архитекторов А. Н. Бакарева и И. Л. Мироновского. Её постройки воспринимались как единый архитектурный ансамбль с башнями и стенами Китай-города, не раз достраивались или переделывались в «русском стиле». Дворовую часть восточного корпуса в 1871 году оформил архитектор Михаил Чичагов. Фасады Печатного двора со стороны внутреннего двора сохранили барочный облик.

Переделку палат у Китайгородской стены произвёл в 1872—75 годах архитектор Н. А. Артлебен. По его проекту возведён так называемый теремок с нарядным, богато декорированным в формах XVII века шатровым крыльцом и полихромной раскраской (в интерьере — росписи палехских живописцев). Надстройка третьго этажа и оформление торцевых сторон боковых корпусов выполнены в 1890-х годах архитектором С. С. Слуцким. В 1890-х годах книгохранилище реставрировал архитектор В. А. Гамбурцев, по результатам которого опубликовал «Заметки о ремонте Старого Печатного двора при Московской Синодальной Типографии». В 1917 году Синодальная типография была закрыта, в её стенах разместились советские архивные учреждения, а с 1931 г. — Историко-архивный институт (ныне РГГУ).

См. также

• Монетный двор — занимает соседний квартал Китай-города

Литература

• [tvereparhia.ru/biblioteka-2/s/1211-solovev-a/14747-solovev-a-gosudarev-pechatnyj-dvor-i-sinodalnaya-tipografiya-v-moskve-1903 Государев Печатный двор и Синодальная типография в Москве. Историческая справка, М., 1903];
• Покровский А. А., Печатный Московский двор в первой половине XVII в., М., 1913.
• Московский Печатный двор — факт и фактор русской культуры. 1652—1700. Кн.1-2/ Науч. ред. И. В. Поздеева. М., 2007—2011

Отрывок, характеризующий Московский печатный двор

4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.