Поход Булак-Балаховича
Поход Булак-Балаховича — серия сражений Русской народной добровольческой армии под руководством Балаховича и частей Красной армии в Белорусском Полесье в ноябре 1920 года. Завершился поражением РНДА, её отступлением и интернированием на польской территории.
Содержание
Предыстория
18 октября 1920 года вступило в действие перемирие между Советской Россией и Польшей. Сформированные на польской территории русские и украинские войска антисоветские войска попытались продолжить борьбу самостоятельно, надеясь на слабость Красной армии, понесшей большие потери в заключительный период советско-польской войны.
Силы и планы сторон
Русская народная добровольческая армия генерал-майора Балаховича состояла из трёх пехотных и одной кавалерийской дивизий, отдельной бригады и отдельных частей общей численностью около 20 000 человек. Наибольшую ценность представляла собой 1-я пехотная дивизия смерти, состоявшая из опытных бойцов, имевших опыт партизанской войны в лесистой местности. Остальные войска, состоявшие в значительной мере из пленных красноармейцев, были хуже подготовлены и менее надёжны. Противостоявшие РНДА силы 16-й армии Западного фронта и 12-й армии Юго-Западного фронта были измотаны последними неудачными боями советско-польской войны. План руководства РНДА строился на предполагаемой слабости советских войск и нежелании красноармейцев сражаться за советскую власть. Предполагалось нанести удар на Мозырь, а затем направить войска по расходящимся линиям на Бобруйск, Гомель и Киев. Б. В. Савинков, которому подчинялся Балахович, даже надеялся на то, что вслед за занятием Белоруссии начнётся поход на Москву. Советское командование не рассчитывало на скорое начало наступления и держало большую часть войск в тылу, охраняя демаркационную линию слабыми силами[1].
Ход военный действий
6 ноября 1920 года началось наступление РНДА на Мозырь. Слабые части Красной армии отступили на восток, позволив противнику 10 ноября овладеть городом и узловой станцией Калинковичи. Окрылённый успехом, Балахович направил войска по расходящимся направлениям, но подоспевшие подкрепления Красной армии остановили его наступление и нанесли поражения отрядам, наступавшим на Бобруйск и Гомель. 18 ноября части 17-й и 48-й стрелковых дивизий овладели Мозырем. Основная масса войск РНДА в беспорядке устремилась к демаркационной линии. 1-я и кавалерийская дивизии РНДА оказались отрезанными между Речицей и Мозырем и с большим трудом пробились под личным руководством Станислава Балаховича сквозь вышедшие им в тыл советские войска. В начале декабря 1920 года последние отряды РНДА перешли через демаркационную линию и были интернированы польскими властями [1].
Потери сторон
Общие потери РНДА пленными, по сведениям штаба советской 16-й армии, исчислялись в 120 офицеров и 3540 солдат. Кроме того, советским войскам достались 40 пулеметов, 4 орудия и знамя Сводно-Партизанского полка. Однако по данным командующего 17-й дивизией, одна только его дивизия взяла 4500 пленных, около 40 пулеметов, 6 орудий и «массу обоза». С советской стороны было потеряно 99 командиров и 2588 красноармейцев, в основном в 10-й и 48-й дивизиях[1].
Напишите отзыв о статье "Поход Булак-Балаховича"
Примечания
Литература
- Алексеев Д. Ю. [www.demidovtsev.ru/11615 Боевые действия Русской народной добровольческой армии в ноябре 1920 г. // Военная история России XIX-XX веков. Материалы V Международной военно-исторической конференции. СПб., 2012. С. 253—279].
- Хворых Е. [ruskline.ru/monitoring_smi/2006/12/27/organizaciya_i_boevye_dejstviya_russkoj_narodnoj_dobrovol_cheskoj_armii/ Организация и боевые действия Русской народной добровольческой армии]
Отрывок, характеризующий Поход Булак-Балаховича
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.
Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
