Публий Антистий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Публий Антистий (лат. Publius Antistius; умер в 82 до н. э.) — древнеримский политик и оратор, первый тесть Гнея Помпея Великого.

Происходил из рода Антистиев. В 88 году до н. э. был народным трибуном[1], привлёк к суду Гая Юлия Цезаря Страбона за незаконную попытку получить консульство. В 86 году до н. э. был, по разным версиям, претором[2] или эдилом[3][4]. В этом либо в следующем году вёл судебное разбирательство против молодого Гнея Помпея по обвинению в присвоении добычи во время Союзнической войны. Предложил Гнею оправдание в обмен на брак со своей дочерью Антистией. Помпей согласился; он был оправдан, и вскоре состоялась свадьба.

В 82 году до н. э. Антистий был убит претором Луцием Юнием Брутом Дамасиппом по приказу Гая Мария Младшего[3].

Цицерон оставил характеристику Антистия в диалоге «Брут, или О знаменитых ораторах»:

«Итак, ближайшим к Сульпицию по возрасту был Публий Антистий, крикун, не лишённый достоинств, который после многих лет безвестности, когда все его презирали и даже высмеивали, заслужил, наконец, одобрение, когда в бытность трибуном затеял справедливое дело против Гая Юлия, незаконно домогавшегося консульства. Больше того, хотя вместе с ним в этом деле выступал сам Сульпиций, доводы Антистия оказались многочисленнее и тоньше. Вследствие этого после его трибуната ему стали поручать много дел, и в конце концов все самые важные сосредоточились в его руках. Он очень зорко схватывал суть дела, тщательно строил речь и обладал хорошей памятью; слова его были не изысканными, но и не избитыми; речь его текла непринуждённо и легко, в облике её было, так сказать, столичное изящество; только исполнение немного хромало из-за недостатков произношения и некоторой причудливости. Расцвет Антистия пришёлся на промежуток между отъездом и возвращением Луция Суллы, когда в республике попирались всякие права и всякое достоинство; и успех его был тем громче, чем безлюднее был в ту пору форум: Сульпиций погиб, Котты и Куриона не было в Риме, из остальных адвокатов этого поколения в живых остались только Карбон и Помпоний, а и того и другого он превзошел с легкостью» (перевод И. П. Стрельниковой)[5]

Напишите отзыв о статье "Публий Антистий"



Примечания

  1. Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — N. Y.: American Philological Association, 1952. — P. 41.
  2. Горбулич И. С. [centant.spbu.ru/centrum/publik/kafsbor/mnemon/2006/22.pdf Династический брак как политическое орудие в карьере Помпея Великого] // МНЕМОН. Исследования и публикации по истории античного мира. — Выпуск 5. Под ред. Э. Д. Фролова. — СПб., 2006. — С. 289.
  3. 1 2 Antistius 18 // Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft. — Bd. I,2. — Stuttgart: J. B. Metzler, 1894. — Sp. 2547: текст на [de.wikisource.org/wiki/RE:Antistius_18 немецком]
  4. Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — N. Y.: American Philological Association, 1952. — P. 54.
  5. Цицерон. Брут, 63 (226—227).

Литература


Отрывок, характеризующий Публий Антистий

Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.