Пьюн, Альберт
Поделись знанием:
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
| Альберт Пьюн | |
| Albert Pyun | |
| Имя при рождении: |
Albert F. Pyun |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Профессия: |
кинорежиссёр |
| Карьера: |
1982-наст.вр. |
| Направление: | |
| Награды: |
Премия Золотой Ворон (1987) |
Альберт Пьюн (англ. Albert Pyun; 19 мая 1953, Сан-Диего, США) — американский кинорежиссёр, автор многочисленных малобюджетных кинофильмов, в том числе в категории Direct-to-video. Пьюн снимает кино о боевых искусствах, в жанре фантастики и фэнтази, создал несколько экранизаций комиксов Marvel.
Содержание
Биография
Альберт Пьюн родился в Сан-Диего 19 мая 1953 года в семье военнослужащего. Вслед за отцом-пехотинцем, семья переезжала несколько раз. Детство Пьюна прошло на Гавайях, в городе Каилуа. Ещё в возрасте девяти лет Пьюн увлекся видео, он снимал короткие фильмы на видеокамеру своих родителей. В шестнадцать лет он уже снимал любительское кино в жанре боевиков, главные роли играли друзья и одноклассники Пьюна. После школы Пьюн подрабатывал звукорежиссёром и электриком.
Знакомство с Тосиро Мифуне, который во многом повлиял на кинематографическую судьбу Альберта Пьюна. После окончания обучения в школе, Пьюн по приглашению Тосиро отправился в Японию, где устроился помощником режиссёра к Акире Куросаве.
После возвращения в США, Пьюн сотрудничал с киностудией Cannon Films. Наиболее известным кинофильмом, снятым Пьюном на киностудии Cannon Films, стал фантастический боевик 1989 года «Киборг» с Жан-Клодом Ван Даммом в главной роли.
Альберт Пьюн также писал сценарии и снимал по ним фильмы. Жанр фантастической антиутопии в кино принёс Пьюну как известность (фильмы «Киборг», «Рыцари», «Немезида»), так и провал («Адреналин»)[1].
Фильмография
1980-е
- 1982 — «Меч и колдун»
- 1985 — «Радиоактивные грёзы»
- 1986 — «Опасная близость»
- 1987 — «Сокровища Сан Лукаса»
- 1987 — «Искривленный вниз»
- 1987 — «Порочные губы»
- 1988 — «Инопланетянка из Лос-Анджелеса»
- 1989 — «Путешествие к центру Земли»
- 1989 — «Киборг»
- 1989 — «Заморочка»
1990-е
- 1990 — «Капитан Америка»
- 1991 — «Кровавый матч»
- 1991 — «Кикбоксёр 2: Дорога назад»
- 1991 — «Кукольник»
- 1992 — «Пятый угол»
- 1993 — «Рыцари»
- 1993 — «Вышиби мозги: История любви»
- 1993 — «Немезида»
- 1993 — «Аркада»
- 1994 — «Гонконг`97»
- 1994 — «Кикбоксёр 4»
- 1995 — «Порох»
- 1995 — «Человек против киборга»
- 1995 — «Немезида 2. Небула»
- 1996 — «Немезида 3. Тяжёлая добыча»
- 1996 — «Адреналин: Страх погони»
- 1996 — «Черный ястреб»
- 1997 — «Немезида 4. Ангел смерти»
- 1997 — «Крутые стволы»
- 1997 — «Солдат Апокалипсиса»
- 1997 — «Взрыв»
- 1998 — «Безумная шестерка»
- 1998 — «После смерти»
- 1998 — «Волшебник»
- 1999 — «Чёрный ангел»
- 1999 — «Коррумпированный»
- 1999 — «Команда разрушителей»
2000-е
- 2001 — «Часовой механизм»
- 2003 — «Большое Помилование»
- 2004 — «Макс-разрушитель: Проклятие нефритового дракона»
- 2005 — «Инфекция»
- 2006 — «Прохладный воздух»
- 2007 — «Отъехавший»
- 2008 — «Дорога в ад»
2010-е
- 2010 — (англ. Bulletface)
- 2010 — «Истории древней империи»
- 2011 — «Укус»
- 2015 — «Наполеон»
Награды и премии
- 1987 год — Премия «Золотой Ворон» (Брюссельский кинофестиваль) за фильм «Радиоактивные грёзы».
Напишите отзыв о статье "Пьюн, Альберт"
Примечания
- ↑ Станислав Ф. Ростоцкий [www.ozon.ru/context/detail/id/191657/ Адреналин] // «Premiere». — 1997. — № 1.
Ссылки
Альберт Пьюн (англ.) на сайте Internet Movie Database [www.pyun.com/ Официальный сайт кинорежиссёра]
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Пьюн, Альберт
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
