Раевский, Гавриил Леонидович

Гавриил Раевский
Общая информация
Полное имя	Гавриил Леонидович Раевский
Дата и место рождения	1909(1909)
Дата и место смерти	19..
Гражданство	СССР СССР
Личные рекорды
Шест	4,18 м (1935)
Десятиборье	6397 (1937)
Правительственные награды Почётные спортивные звания

Гаврии́л Леони́дович Рае́вский (1909—19..) — советский легкоатлет.

Заслуженный мастер спорта СССР (1947). Выступал за Ашхабад, Харьков (с 1932); «Динамо».

Чемпион СССР 1935, 1937, 5-кратный рекордсмен СССР в прыжках с шестом, рекордсмен СССР в десятиборье (1937).

Биография

Жил в Ашхабаде; в 1932 году переехал в Харьков, где поступил в Харьковский институт физической культуры.

Спортивная карьера до войны

Раевский громко заявил о себе в 1934 году — на матче сборных Москвы, Ленинграда и Харькова он поделил первое место с Николаем Озолиным (оба взяли 3,80 м, по попыткам тоже было равенство). На чемпионате СССР 1934 года он не попал в призёры, но в конце лета он показал результат 3,87 м — лучший в сезоне в СССР.

1935 год прошёл в борьбе между Раевским и Озолиным за рекорд СССР, в которой последнее слово оказалось за Раевским — он первым в СССР преодолел рубеж 4 м; его последний рекорд 4,18 м стал лучшим результатом сезона в Европе. Хронология этого соперничества:

Раевский в Харькове бьёт рекорд СССР, принадлежавший с 1931 года Владимиру Дьячкову: в конце мая — 3,945 м, а через две недели — 3,97 м. Озолин: «Весть о рекорде Раевского подхлестнула меня, и я решил во что бы то ни стало победить Гавриила». Летом оба спортсмена в составе сборной СССР поехали в Финляндию. Гельсингфорс. Озолин побеждает в очной борьбе с результатом 3,90 м. После этого команда разделилась на две части. Таммерфорс. Раевский берёт 3,96 м. Або. Озолин — 3,97 м. Выборг. Раевский — 4,02 м. По возвращении Раевский устанавливает уже официальный рекорд СССР, превышающий 4 м — 4,015 м. В августе Озолин в Москве берёт 4,065 м; через 3 дня Раевский в Харькове — 4,085 м. В октябре в Ереване Озолин берёт сначала 4,10 м, а через 2 дня — 4,15 м; через неделю Раевский в Харькове — 4,18 м.

И хотя на следующий год Озолин уже окончательно вернул себе рекорд, их встречи вплоть до войны вызывали неизменный интерес зрителей.

Озолин рассказывал о Раевском так:

Раевский вёл воистину спартанский образ жизни. Первую тренировку проводил в пять часов утра. Долгое время не женился, считая, что семейная жизнь не позволит всецело посвятить себя спорту. Умел прекрасно психологически настраиваться на прыжок.

Много нового он внёс в методику подготовки: на тренировках сближал стойки, чтобы планка казалась выше; тренировался в тяжёлых ботинках, с утяжелённым (за счёт насыпанной в него дроби) шестом — при этом его соревновательный шест был лёгким и гибким… Хват шеста у Раевского был уникальным: почти весь разбег он нёс шест одной рукой у плеча.

Война и после войны

Сразу после начала Великой Отечественной войны Гавриил подал заявление в военкомат об отправке добровольцем на фронт. Однако ему было отказано — инструкция из Москвы требовала сохранять выдающихся спортсменов и тренеров (на том же основании первоначально отказали и его брату Ивану — известному тренеру; в 1943 году он погиб в боях под Харьковом).

На фронт удалось попасть через военкомат в Ашхабаде — там он был призван в январе 1942 года. Лейтенант Гавриил Раевский попал в 545-й стрелковый полк 389-й стрелковой дивизии, где стал разведчиком и снайпером (заядлый охотник, он выпросил одну из поступивших в полк винтовок с оптическим прицелом).

К последнему бою на счету Раевского было 173 убитых немецких солдата и офицера. В июне 1943 года в ходе боёв за Северный Кавказ командир стрелкового взвода старший лейтенант Раевский «выполняя приказ произвести разведку боем, один из первых ворвался на передний край немцев и сам лично уничтожил 5 немцев» (цитата из наградного листа). В этом бою он был тяжело ранен — пуля вошла в левый глаз и вышла через затылок. После сложнейшей операции в медсанбате его эвакуировали в тыл. Около 40 дней он находился без сознания, а когда пришёл в себя, не мог вспомнить, кто он такой (документы же отсутствовали). Его узнала работавшая в госпитале медсестрой известная спортсменка Галина Ганекер.

Спустя месяцы полупарализованный Раевский стал самостоятельно бороться за восстановление функций своего организма. Он преподавал физкультуру в школах Ашхабада и Фрунзе; в 1944 году вернулся в Харьков. Ему удалось почти невозможное — вернуться в большой спорт и дважды стать чемпионом Украины по прыжкам с шестом (первый раз — в 1947 году).

После войны Раевский преподавал на факультете физвоспитания Харьковского педагогического института, где одним из его учеников был Виталий Петров, будущий наставник Сергея Бубки.

Спортивные достижения

Чемпионат СССР

	Прыжки с шестом		Десятиборье
	Место	Результат	Место	Результат
1935	чемпион	4,00 м
1936	2-е место	3,90 м	2-е место	6105
1937	чемпион	4,00 м
1938	2-е место	4,10 м	2-е место	6065
1939	2-е место	4,10 м
1940	2-е место	4,00 м

Рекорды СССР

прыжки с шестом     3,945           24.05.1935   Харьков
                    3,97             6.06.1935   Харьков
                    4,015            7.07.1935   Киев
                    4,085           15.08.1935   Харьков
                    4,18            15.10.1935   Харьков

десятиборье         6397           8—9.08.1937   Харьков

Награды

• Медаль «За отвагу» (6 ноября 1947)

Литература, ссылки

• [books.google.com/books?id=f1sFK-Zg5-AC&pg=PA186 Раевский Гавриил Леонидович] // Динамо. Энциклопедия / Составители Черневич Г. Л., Школьников Е. А.. — 2-е изд. — М.: «ОЛМА-Пресс», 2003. — С. 186. — ISBN 5-224-04399-9.

Спортивные результаты

• Лёгкая атлетика. Справочник / Составитель Р. В. Орлов. — М.: «Физкультура и спорт», 1983. — 392 с.

Отрывок, характеризующий Раевский, Гавриил Леонидович

– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!