Ржевский, Григорий Никитич

Григорий Никитич Ржевский — думный дворянин конца XVI и начала XVII веков. Сын Никиты Григорьевича, брат Андрея и Ивана Никитичей Ржевских.

В 1577 году — городовой дворянин.

В марте 1589 года, по указу царя Фёдора Ивановича, он должен был встретить цесарского посла Николая Варкача в Пскове, но местные воеводы отправили посла раньше приезда Ржевского, вследствие чего он сопровождал Варкача лишь от Твери до Москвы. По обыкновению, Ржевскому был дан наказ, о чём спрашивать посла, для немедленного донесения царю Фёдору Ивановичу, а также предписано, что говорить об отношениях Персии и других восточных стран к Русскому царству. Чтобы показать могущество русского царя, про «Кизилбашского» (то есть персидского шаха) велено было ответить: «та Восточная страна вся под Государя нашего царскою рукою»; если же посол начнёт спрашивать о каких-нибудь других великих делах, Ржевский должен был сослаться на своё отсутствие из Москвы: «про те ему дела слышати не случилось, что он был в государеве жалованье, в именье».

В 1598 году Ржевский подписался под грамотой утверждённой об избрании на престол Бориса Фёдоровича Годунова. В 1608 году он и его брат Иван Никитич были в числе поезжан на второй свадьбе царя Василия Ивановича Шуйского с княжной Марией Петровной Буйносовой-Ростовской.

В конце царствования Шуйского он был сторонником польского короля Сигизмунда и королевича Владислава. Гетман Ружинский писал его «окольничим» и из своего табора отправил в Москву, в сопровождении Николая Рудинского, говорить в пользу польского короля. Царь Василий Иванович, узнав об этом, велел сослать Ржевского в Ярославль и посадить в тюрьму; по словам Ржевского, на него были надеты оковы весом в пять пудов. С ним были сосланы: его сын и жена брата Андрея с сыном; они просидели в тюрьме полтора года. В конце февраля 1611 года Ржевский подписался под двумя грамотами Боярской думы: 1) при отправлении Ростовского митрополита Филарета и князя Василия Голицына к польскому королю Сигизмунду, с просьбой о скорейшем прибытии в Москву королевича Владислава; 2) смоленским воеводам Шеину и Горчакову — о немедленной сдаче Смоленска польскому королю Сигизмунду.

В 1617 году Ржевский был воеводой в Василе. В 1620 году был объезжим головой в Москве, в Белом городе, от Китая до Неглинной. В 1625 году назначен воеводой в Пелым, но затем это назначение было отменено, и в Пелым послан Вердеревский. В 1627 году во время богомольного похода царя Михаила Фёдоровича в Троице-Сергиеву лавру Ржевский ночевал на «государеве» дворе. В 1627—1629 годах упоминается, как дворянин московский.

Литература

• Корсакова В. Ржевский, Григорий Никитич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Ржевский, Григорий Никитич

– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.