Голицын, Василий Васильевич (1572)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
О государственном деятеле 1680-х годов см. Голицын, Василий Васильевич (дипломат)
Василий Васильевич Голицын
Род деятельности:

дворянин московский, воевода и боярин

Дата рождения:

1572(1572)

Подданство:

Русское царство Русское царство

Дата смерти:

25 января 1619(1619-01-25)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Князь Василий Васильевич Голицын (1572 —- 25 января 1619) — полководец и видный деятель Смутного времени; дворянин московский и воевода, затем боярин1591).





Биография

Старший из трех сыновей боярина князя Василия Юрьевича Голицына (ум. 1584) от брака с Соломонидой Григорьевной, вдовой боярина Ф. А. Басманова-Плещеева. Младшие братья — князья Иван и Андрей Голицыны.

В декабре 1590 года — воевода полка левой руки в походе русской рати на Нарву. Затем в 15901591 годах он служил первым воеводой в степной крепости Дедилов, откуда в 1591 году был отозван в столицу, чтобы укреплять её оборону во время нашествия крымской орды под руководством хана Газы Гирея. После отступления хана из московских пределов князь Василий Голицын во главе полка правой руки выступил к Туле.

В июне 1592 года командовал передовом полком в Новгороде. Тогда же с ним заместничал воевода князь Д. А. Ногтев. После возвращения в декабре русских полков из-под Выборга воевода Василий Голицын стоял с большим полком в Новгороде. В марте 1594 года он был направлен во главе большого полка в Тулу. Тогда же с ним местничал второй воевода князь П. И. Буйносов-Ростовский, но спор проиграл, и царь «князя Петра велел выдати головою князю Василью Голицыну». В 1598 году — второй воевода в Смоленске[1]. Тогда же местничался с боярином и воеводой кн. Т. Р. Трубецким и, несмотря на уговоры и угрозы патриарха Иова, «воевода князь Василей Голицын списка [детей боярских] у него не взял и дел с ним вместе не делает». В 15991602 годах — первый воевода в Смоленске; «и князь Василей отпущен к Москве, а на его место в Смоленску велено быть боярину и воеводе князю Никите Романовичу Трубецкому».

В 1603 году "на Москве в городех в каменных и в деревянных майя с 14 числа были бояре и околничие… для огней и для всякого береженья… В новом в каменном в цареве городе за Неглинную от Москвы реки по Никитцкую улицу боярин князь Василей Васильевич Голицын… " Летом того же года сопровождал царя Бориса Годунова на богомолье в Троице-Сергиеву лавру. В 16031604 году служил судьёй Московского судного приказа.

В 1604 году назначен Борисом Годуновым в передовой полк, направленный против Лжедмитрия I, участник битвы под Новгородом-Северским. После смерти царя Бориса Годунова вместе с П. Ф. Басмановым изменил Фёдору Борисовичу Годунову под Кромами, перешёл на сторону самозванца, приказав себя связать, чтобы представить себя пленником.

В начале июня 1605 года князь Василий Голицын был прислан Лжедмитрием в Москву как наместник и руководил убийством Фёдора Годунова. В дальнейшем неизменно был на стороне победителей во всех конфликтах, участвовал в свержении и Лжедмитрия (один из организаторов заговора в 1606), и Василия Шуйского (1610).

Весной 1608 года боярин Василий Голицын вместе с боярином князем Дмитрием Ивановичем Шуйским (братом царя) в качестве второго воеводы большого полка возглавил русское войско, которое было дважды разбито князем Романом Рожинским, главным воеводой Лжедмитрия II. После поражения под Болховом В. В. Голицын вместе с другими воеводами бежал с поля боя.

В. В. Голицын участвовал в посольстве к Сигизмунду III (1610), был задержан в Польше как пленник вместе с митрополитом Филаретом. Несмотря на это, его имя называлось среди кандидатов в цари на Земском соборе 1613 года.

Умер в Вильно, находясь польском плену в 1619 году[2]. Потомства не оставил.

Предки

Голицын, Василий Васильевич (1572) — предки
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Иван Васильевич Булгак Патрикеев
 
 
 
 
 
 
 
Михаил Иванович Голица Булгаков
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ксения Ивановна Всеволожская
 
 
 
 
 
 
 
Юрий Михайлович Голицын-Булгаков
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Василий Юрьевич Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Василий Васильевич Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Фёдор Петрович Сицкий
 
 
 
 
 
 
 
Андрей Фёдорович Сицкий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Василий Андреевич Сицкий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Марфа Васильевна Сицкая
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Юрий Захарьевич Кошкин
 
 
 
 
 
 
 
Роман Юрьевич Захарьин
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ирина Ивановна Тучкова-Морозова
 
 
 
 
 
 
 
Анна Романовна Захарьина-Юрьева
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ульяна Фёдоровна
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
</center>

Напишите отзыв о статье "Голицын, Василий Васильевич (1572)"

Примечания

Литература

  • Голицын Н. Н. Род князей Голицыных. — СПб., 1892. Т. 1.
  • Серчевский Е. Записки о роде князей Голицыных. — СПб, 1853.


Отрывок, характеризующий Голицын, Василий Васильевич (1572)

– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.