Рождественский венок

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Рождественский венок — типичное украшение в домах в предрождественское время в форме венка из еловых веток с четырьмя свечами, закрепляемое вертикально или устанавливаемое на стол. В первое из четырёх воскресений адвента зажигается первая свеча, на следующей неделе — вторая и т. д.

Рождественский венок был введён в рождественские традиции гамбургским лютеранским теологом Иоганном Хинрихом Вихерном, взявшим на воспитание нескольких детей из семей бедняков. В адвент дети постоянно спрашивали воспитателя, когда же наступит Рождество. Чтобы дети могли отсчитывать дни до Рождества, в 1839 году Вихерн смастерил из старого деревянного колеса венок, украшенный двадцатью четырьмя малыми красными и четырьмя большими белыми свечами. Каждое утро в этом венке зажигалось по одной маленькой свечке, к которым по воскресеньям добавлялась большая свеча.

В символике рождественского венка выделяется несколько значений. Изначально прибавление света в венке символизировало возрастающее ожидание рождения Христа, «света миру». К этому добавились дополнительные значения, обусловленные круглой формой, символикой венка, зеленью ели, цветом свечей и декоративных лент. Рождественский венок с четырьмя свечами ассоциируется с земным шаром и четырьмя сторонами света. Круг символизирует вечную жизнь, которую дарует Воскресение, зелень — цвет жизни, а свечи — свет, который осветит мир в Рождество.

Католические рождественские венки часто украшаются тремя фиолетовыми и одной розовой свечой в соответствии с литургическими цветами богослужений адвента. Розовую свечу зажигают в третье воскресенье адвента, которое носит название Gaudete (Возрадуйтесь!).

Напишите отзыв о статье "Рождественский венок"



Ссылки

Отрывок, характеризующий Рождественский венок

– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]