Венок

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Вено́к (от ст.-слав. вѣно «дар») — плетёное в виде кольца украшение из цветов, листьев, веток, иногда также из материалов, имитирующих натуральные.

В народных традициях — ритуальный предмет, элемент убранства исполнителей обрядов, талисман. Изготовляется из свежей зелени и цветов, реже — из вечнозеленых растений, хвои, сухих веток и цветов, из соломы, бумаги, полотна. Подобно другим видам зелени, венок используется также для убранства жилых, хозяйственных и других построек (домов, хлевов, ворот, колодцев и т. п.), ритуальных предметов (напр., бадняка, гроба, крестов (реже — каравая, а также жилища[1]), домашних животных (коров[2], овец[3]).





История

В античной Греции венками награждали победителей музыкальных и спортивных соревнований. Победителей Пифийских игр награждали венком из лавровых листьев. Уже в V веке до нашей эры венок стал общепринятым символом победы.

В Римской империи венки вручались как награды, например, corona civica (венок из дубовых листьев) за спасение гражданина Рима из жизнеопасного положения или corona muralis в виде зубчатого венца для тех, кто во время осады или штурма первыми ступили на вражескую городскую стену.

Позже стали заменять органический материал на металл, и из венка развилась корона. Будучи элементом убранства участников обрядов или домашних животных, жилых и хозяйственных построек, венок часто служил оберегом от нечистой силы, сглаза. Ритуальное использование его связано с осмыслением венка как круга, что сближает венок с другими имеющими отверстие предметами (кольцо, обруч, калач). Известна языческая традиция — в день Ивана Купала девушки бросали венки в воду и гадали: «тонущий венок — смерть, плывущий — замужество».

Свадебный венок

Свадебный венок — один из основных атрибутов свадебного обряда у славян, наряду со свадебными деревцем, караваем и знаменем. Он является символом брака, как и другие свадебные атрибуты, имеющие форму кольца или круга (кольцо, калач, каравай). Свадебный венок вошёл с христианской традицией в православный ритуал церковного венчания. Вместе с тем брачная символика венка отражена и в народной традиции: в любовной магии и девичьих гаданиях с венками о замужестве, в обычае вручения девушке венка в знак предложения сватовства, а также в ритуальном использовании венков на свадьбе.

Наиболее распространен в свадебных обрядах венок невесты — символ девичества наряду с косой. Такая символика венка отражена и в самом обряде, и в фольклорных текстах (мотив потерянного венка, доставшегося жениху), и во фразеологии (укр. загубити вінок «потерять невинность до брака»). Замужние женщины венков не носят, не надевают его на голову выходящая замуж вдова (у черногорцев она носит его на плечах или на поясе) или невеста, утратившая невинность до свадьбы. У последней бывает иногда свадебный венок на голове, но не миртовый, а позорный — из спаржи (пол. Бескиды) или половина его, так как она его уже «пролежала», «продрала», «перетёрла» (гуцул.).

Купальский венок

Купальский венок был обязательным атрибутом купальских игрищ. Изготавливался из свежей зелени и цветов до начала празднования у костра.

Обрядовое употребление купальского венка связано также с магическим осмыслением его формы, сближающей венок с другими круглыми и имеющими отверстия предметами (кольцом, обручем, калачом и т. п.). На этих признаках венка основаны обычаи доить или процеживать молоко сквозь него, пролезать и протаскивать что-либо через венок, смотреть, переливать, пить, умываться сквозь него.

Дополнительную семантику сообщают венку особые свойства растений, послуживших для них материалом (напр., барвинка, базилика, розы, герани, ежевики, папоротника, дубовых и березовых веток и т. п.), а также символика самого действия по его изготовлению — витья, плетения.

Изготовление венка представляет собой особый ритуал, регламентирующий состав исполнителей (обычно девушки, женщины), обрядовое время и место плетения (напр., гумно), число, размер и форму венка, способ плетения, дополнительные украшения (нитки, ленты, чеснок и т. п.)[4].

На заключительном этапе обряда венок чаще всего уничтожали: сжигали в костре, бросали в воду, в колодец, забрасывали на дерево, относили на кладбище и т. п. Часть венков сохраняли, используя затем для лечения, защиты полей от градобития, относили в огороды против червей. У восточных и западных славян гадали по венкам: их бросали в реку и по движению в воде пытались узнать судьбу; оставляли венки на сутки во дворе, примечая, чей венок завянет (тому грозит несчастье); подкладывали на ночь под подушку, чтобы увидеть вещий сон; забрасывали венки на деревья — зацепившийся с первого броска венок сулил скорое замужество. В южной Польше плели из полевых цветов большой венок и водружали его на верхушку сжигаемого дерева: если венок падал на землю не догоревшим, это считалось плохим знаком[5].

Жатвенный венок

Жатвенный венок — ритуальный предмет (венок или корона), изготавливаемый из колосьев; символизирует окончание жатвы, передает продуцирующую силу зерна будущему урожаю. Во время обжинок жатвенный венок наряду с последним снопом уносят с поля в дом, где хранят до следующей жатвы (или до очередного сева). Известен всем славянам, кроме русских и болгар, у которых эту функцию выполняет последний сноп.

Жатвенный венок имеют различную форму. Чаще всего это обычный круглый венок по размеру головы. У западных славян известны венки в виде короны (пол., чеш., словац. +korona), алтаря, костела, орла (пол.), вазы (словац.), в виде букета, перевязанного лентой с бантом (словац.), в виде большой вязанки колосьев, прикрепленных к трём сплетенным из соломы ножкам (восточные Мазуры, Сувалки, Подлясье), в форме маленького снопа овса, украшенного цветами и яблоками (Подгорье Жешовского воеводства). Иногда жатвенные венки делали очень большими (Буковина) и тяжелыми, весом до 2 ц (Сандомеж), они предназначались для хозяев богатых усадеб; крестьянские венки всегда были меньше и скромнее.

Украинцы Покутья делали несколько венков, по числу засеянных культур, в том числе из гороха, гречихи и рапса.

Рождественский венок

Во многих странах в предрождественское время можно увидеть рождественский венок — украшение в форме венка из еловых веток с четырьмя свечами, закрепляемое вертикально или устанавливаемое на стол.

Рождественский венок был введён в рождественские традиции гамбургским лютеранским теологом Иоганном Хинрихом Вихерном.

Рождественский венок с четырьмя свечами ассоциируется с земным шаром и четырьмя сторонами света. Круг символизирует вечную жизнь, которую дарует Воскресение, зелень — цвет жизни, а свечи — свет, который осветит мир в Рождество.

Похоронный венок

Атрибут погребальных/похоронных процессий или церемоний. Возлагается на могилы, массовые захоронения, к памятникам и монументам в знак уважения к памяти усопшего. Изготавливается, как правило, из искусственных цветов. Может снабжаться специальными траурными лентами с надписями.

В России возложение венков является традиционной частью торжеств и поминальных мероприятий по случаю Дня Победы[6]. Венки в память погибших на воде возлагаются также на водную поверхность.

По древней традиции проводы покойного сопровождаются возложением траурных венков, которые символизируют конец жизненного пути и начало дороги в рай.

Венок — ритуальный предмет, символика которого связана с магическим осмыслением круга. Венок служил одним из элементов символической «свадьбы», которую устраивали для умершего. Венок возлагали на голову покойнику или на крышку гроба (либо их несли перед гробом, оставляли на могиле, привязывали к кресту и т.п.).

Как corona funebris символизирует смерть, скорбь и возлагается на могилу или памятник. Таким же образом венок невесты, с одной стороны, олицетворяет девственность, с другой — умирание в старой жизни и рождение в новой. Ритуальный венок — это символ скорби и печали.

Символическое значение венка.

Православный ритуал обряда прощания с усопшим стремится в цветах и венках выразить надежду на воскресение и вечную жизнь, а также почтить христианские достоинства умершего. Для погребального ритуала для венков выбирались растения сообразно их символическому значению: * красные розы знаменовали мученичество;

Позднее символика растений на венках забылась. В связи с этим Святейший Синод в 1889 году запретил ношение при погребальных процессиях венков с надписями и иных знаков и эмблем, не имевших церковного или государственного значения.

Венки сначала употребляли для украшения зданий во время торжеств, они являлись распространённым декоративным мотивом в античной живописи и скульптуре и до настоящего времени применяются в отделке надгробных сооружений. В XIX веке в России в обычных похоронах, не связанных с воинской славой либо гражданскими почестями, куда большее в оформлении венков значение придавалось всё же вечнозелёному можжевельнику с его душистым смолистым запахом, густо устилавшему дорогу перед гробом во время выноса покойного.

Интенсивное развитие химической индустрии привело к выпуску цветов и венков из полимерных материалов, которые способны долго сохранять свою привлекательность.

Гирлянды («венки» в переводе с итальянского) представляли собой листву, цветы или плоды, перевитые лентами и сплетённые в полосы.

См. также

Напишите отзыв о статье "Венок"

Примечания

  1. В конце 18-начале 19 века, на Руси, было принято вешать праздничный венок над дверью жилища, куда входили новобрачные. Источник - Большая Советская энциклопедия
  2. Ганцкая, 1977, с. 214.
  3. Кашуба, 1977, с. 262.
  4. Виноградова, Толстая, 1995, с. 314.
  5. Виноградова, Толстая, 1995, с. 315.
  6. [www.profsro.ru/pamyatnyie-datyi-i-yubilei/vozlozhenie-venkov-k-vechnomu-ognyu.html Возложение венков к Вечному огню]

Литература

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/simvol/100 Венок] // Словарь символов. 2000
  • [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%A1%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C%20%D0%B8%D0%B7%D0%BE%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D0%BE%20%D0%B8%D1%81%D0%BA%D1%83%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0/%D0%92%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%86/ Венец](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня)) // Словарь изобразительного искусства. 2004—2009
  • Виноградова Л. Н., Толстая С. М. [pagan.ru/slowar/w/wenok0.php Венок] (pagan.ru)

Отрывок, характеризующий Венок

– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.