Савай Джай Сингх II

Савай Джай Сингх II (1688—1743) — махараджа Дхундхара, основатель Джайпура, известный также как организатор астрономических обсерваторий в Дели, Бенаресе, Удджайне, Джайпуре (обсерватория Джантар-Мантар) и Матхуре.

Инструменты этих обсерваторий были построены по образцу инструментов марагинской и самаркандской обсерваторий. Так в обсерватории в Дели сохранились до наших дней цилиндрический инструмент «Рам-янтра», полусферический инструмент «Джай пракаш», а также инструмент «Самрат-янтра», представляющий собой каменную стену в виде прямоугольного треугольника, гипотенуза которого параллельна оси земного шара, а по бокам стены к ней прикреплены две дуги по 1/8 окружности, составляющие квадрант; стена служит гномоном, тень которого падает на дуги квадранта, градуированного в часах и минутах, а также в градусах. Хотя Джай Сингх был индуистом, он писал как на санскрите, так и на распространенном при дворе могольских императоров фарси. Он посвятил падишаху Мухаммад-шаху (1719—1748) написанный на фарси «Зидж Мухаммад-шаха». Теоретическое введение к этому зиджу состоит из трех частей: 1) О календаре; 2) О сферической тригонометрии и астрономических наблюдениях; 3) О движении светил. Третий раздел содержит сведения о современной западной астрономии: в нём излагается учение о движении планет по эллипсам и указываются наблюдения колец Сатурна и спутников Юпитера. Джай Сингх написал также «Трактат об астролябии».

Джай Сингх — последний правитель, совершивший ашвамедху: ритуальное жертвоприношение коня, описанное в Ведах.

Литература

• Розенфельд Б. А. [naturalhistory.narod.ru/Hronolog/IAI/IAI_17/Iai_Ogl.htm Астрономия стран Ислама] / Историко-астрономические исследования. — № 17, 1984. — Сс. 67—122.
• Sharma V. N. Sawai Jai Singh and his astronomy. Motilal Banarsidass, 1995.

Отрывок, характеризующий Савай Джай Сингх II

Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.