Сан Роман, Хосе Альфредо
| Сан Роман, Хосе Альфредо | |
| José Alfredo Pérez San Román | |
 Хосе Альфредо Сан Роман | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Хосе Альфредо Сан Роман (исп. José Alfredo Pérez San Román), 1930 г. — 10 сентября 1989 г., Майями, США — известный как Пепе Сан-Роман, был командиром бригады 2506 сухопутных войск во время высадки в заливе Кочинос на Кубе в апреле 1961 года.
Биография
Хосе поступил на службу в кубинскую армию в 1949 году после окончания средней школы, когда финансовые проблемы вынудили его отказаться от изучения архитектуры в Гаванском университете. В 1950 году он был принят кадетом в военную академии, а спустя три года окончил с отличием и получил звание младшего лейтенанта в пехоту. Вскоре после этого он уехал в Соединённые Штаты, по программе американской помощи кубинским вооруженным силам. В Соединенных Штатах, он прошёл курс изучения боевой техники. Он провёл некоторое время в Форт Бельвуар (штат Вирджиния). В течение следующих четырёх лет, с 1954 по 1958 год, Сан-Роман был инструктором по боевой подготовке в инженерном корпусе. В 1956 году он был назначен старшим лейтенантом, заместителем командира роты. Затем он снова прошёл обучение в армии США, где окончил пехотные курсы. С 1957 году на Кубе, участвовал в конфликтах регулярной армии и партизан.
В 1958 году он был назначен профессором в Военной академии. В том же году он был произведён в капитаны и служил на должности эквивалентной званию подполковника в пехотной дивизии. Он был арестован в декабре 1958 года, обвинялся в заговоре против властей государства и участии в покушении на военного диктатора Кубы - Фульхенсио Батисту. В связи с его чистым послужным списком, Сан Роман был выпущен и вернул себе звание после революции. Он входил в комиссию, которая была создана для очищения Вооружённых сил, но был арестован и обвинен по делу 39/59 в апреле 1959 года. Сан-Роман помог бывшему командующему покинуть страну. В ноябре 1959 года, Сан-Роман Перес отправился в Соединённые Штаты.
В мае 1960 он был одним из группы десяти бывших кубинских офицеров в Майами, которые планировали кампанию против режима Фиделя Кастро. Они были выпускниками военной академии Кубы и кадетских школ. 2 июня 1960 года, Сан-Роман и девять человек "новобранцев", в том числе его брат Роберто Сан-Роман, были доставлены сотрудниками ЦРУ на остров Форт Майерс, штат Флорида, для физических и психологических оценок. На 22 июня 1960 Сан-Роман и 27 других были доставлены по суше и воздуху в Форт-Гулик в Панаме, где проходили военную подготовку. 22 августа 1960 года он вылетел при помощи ЦРУ на самолёте в Сан-Хосе, Гватемала.
На военной базе ЦРУ в горах близ Реталулеу, Пепе Сан Роман отвечал за обучение владением оружием. В процессе обучения где-то в ноябре 1960 года он был назначен командиром бригады 2506 с около 430 новобранцев.
После провала операции «Плутон», 19 апреля 1961 года, когда бригада прекратила борьбу на третий день вторжения, Сан-Роман и его бойцы были рассеяны в лесах и болотах. Он был взят в плен кубинской милицией 25 апреля 1961 года. Был освобождён из тюрьмы и отправлен в Майами 24 декабря 1962 года.
29 декабря 1962 года, Пепе Сан Роман был на сцене рядом с 35-м президентом США, Джоном Фитцджеральдом Кеннеди, в городе Майами, штат Флорида. На церемонии также присутствовали ветераны бригады 2506.
Пепе Сан Роман покончил с собой в Майами 10 сентября 1989 года.[1] Он оставил двух сыновей: Альфредо (Хьюстон), Роберт (Майами), две дочери: Сандра и Марисела (обе из Майами). Брат Роберто Перес, и сестра, Лалы-де-ла-Крус, в Майами, и пятеро внуков.[2]
Интересные факты
Существует мнение о том что не Хосе Альфредо Сан Роман являлся лидером атаки на залив Кочинос.[3]
См. также
Напишите отзыв о статье "Сан Роман, Хосе Альфредо"
Примечания
Библиография
- Johnson, Haynes. 1964. The Bay of Pigs: The Leaders' Story of Brigade 2506. W.W. Norton & Co Inc. New York. ISBN 0393042634
- Rodriguez, Juan Carlos. 1999. Bay of Pigs and the CIA. Ocean Press Melbourne. ISBN 1875284982
Отрывок, характеризующий Сан Роман, Хосе Альфредо
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
