Сергиевский, Максим Владимирович

Максим Владимирович Сергиевский
Учёное звание:	профессор

Максим Владимирович Сергие́вский (13 [25] октября 1892, Москва — 20 июня 1946, Московская область) — российский филолог, профессор, один из основателей изучения романских языков в СССР. Труды по основам романского языкознания, истории французского и румынского языков, румынско-молдавской диалектологии, а также по истории немецкого языка, цыганским и новогреческим диалектам.

Окончил историко-филологический факультет Московского университета (1916), где учился у Поржезинского и др. известных филологов; преподавал на различных факультетах МГУ (с 1924 года — профессор) и МГПИИЯ, работал научным консультантом, позднее заместителем директора Румянцевской библиотеки.

Является автором классического «Введения в романское языкознание»; внёс также большой вклад в изучение историко-филологических особенностей балканского региона, в особенности румынско-молдавских, цыганских и новогреческих диалектов. Занимался как описательными, так и сравнительно-историческими исследованиями, много внимания уделяя проблеме ареального взаимодействия языков и диалектов, бывшей в начале XX века ещё относительно слабо изученной.

Основные работы

• К истории создания литературного языка в Румынии. — М., 1928.
• Молдавские этюды. — М.—Л., 1936.
• История французского языка. — М., 1938.
• Введение в романское языкознание. — М., 1952.
• Молдавско-славянские этюды. — М., 1959.

Отрывок, характеризующий Сергиевский, Максим Владимирович

– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.