Сингапурский пролив

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

</tt> </tt> </tt>

</tt> </tt>

Сингапурский проливСингапурский пролив
Сингапурский пролив
1°14′52″ с. ш. 104°04′11″ в. д. / 1.24778° с. ш. 104.06972° в. д. / 1.24778; 104.06972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=1.24778&mlon=104.06972&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 1°14′52″ с. ш. 104°04′11″ в. д. / 1.24778° с. ш. 104.06972° в. д. / 1.24778; 104.06972 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=1.24778&mlon=104.06972&zoom=9 (O)] (Я)
СвязываетЮжно-Китайское море, Малаккский пролив
СтранаСингапур Сингапур
Ширина12—21 км
Длина114 км

Сингапу́рский проли́в — пролив, соединяющий Южно-Китайское море и Малаккский пролив. На севере ограничен полуостровом Малакка и островом Сингапур, на юге — архипелагом Риау. Длина пролива составляет 114 километров, ширина — от 12 до 21 километров, наименьшая глубина на фарватере — 22 метра[1].

Название пролива связано с островом Сингапур, на котором располагается одноимённое город-государство и порт.

Сингапурский и Малаккский пролив формируют важный морской путь из Тихого в Индийский океан. За год проливом проходят более 50 тысяч судов.

В проливе, как и во всех проливах Индонезийского архипелага, до сих пор наблюдаются нападения пиратов. Власти Индонезии и Сингапура фиксируют до 1500 случаев в годК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2889 дней].

Напишите отзыв о статье "Сингапурский пролив"



Примечания

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/271690 Сингапурский пролив]


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Сингапурский пролив

Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?