Сказание о Вавилонском царстве

«Сказание о Вавилонском царстве» — народно-литературное произведение, сохранившееся в рукописях XVI—XVII веков. Сюжет сказания — история чудесного падения Вавилонского государства, которое потом населили лютые звери и огромный змей, лежащий вокруг целого города. Византийский император Лев (вероятно, Лев VI Философ) посылает послов в Вавилон за знамением; послы возвращаются с царским венцом царя Навуходоносора и с греческой грамотой, по которой верховная власть, по Божьему повелению, должна перейти к византийским императорам.

Это первоначальный остов византийской легенды, к которой с течением времени приделано русское окончание: византийский царь Василий посылает князю Владимиру Киевскому «сердоликову крабицу со всем виссоном царским» и шапку мономахову, «иже взято от Вавилона».

«Сказание о Вавилонском царстве» совсем сходно со «Повестью о новгородском белом клобуке» и подчёркивает бытовавшее в России того времени мнение, считавшее Византию источником светской и духовной власти. Вместе с тем оно знаменует сознание всемирного могущества русского царя и главы русской церкви.

По мнению А. Н. Веселовского (статья в «Славянском сборнике», т. II и «Archiv für slav. Phil.», т. II), сказание перешло в древнюю Русь путём южнославянских переводов, а в свою очередь Византия унаследовала его из ирано-семитской народной словесности. Этот же ученый замечает (приложение к XLV т. «Записок Императорской Академии Наук»), что мотивы вавилонской повести были включены в житие святых Кирика и Улиты.

Сюжет, сходный с окончанием русской редакции повести о Вавилонском царстве, представляет «Сказание о великих князех Владимерских», где говорится о том, что император Константин Мономах прислал Владимиру, князю русскому, венец царский и «крабицу сердоличну». Какое сказание древне́е — нельзя сказать с полной достоверностью. Может быть, сперва перешло в Россию византийское сказание о передаче императорской власти византийскому царю и получило тотчас же русскую окраску, так что все сказанное об императоре Льве было повторено с переменой имен: Навуходоносора на Василия и Льва на Владимира; затем, с течением времени первая часть совсем была отброшена, а осталось только распространенное русское окончание, развившееся таким образом в самостоятельное «Сказание о князех Владимерских». А может быть, наоборот, исторические традиции о принятии христианства из Византии стали со временем принимать, вместо религиозной, политическую окраску и таким образом могло появиться «Сказание о Владимирских князьях» совсем самостоятельно на русской почве; потом же, когда из Византии было принесено в Россию «Сказание о Вавилонском царстве», русская повесть естественно к ней примкнула и с ней слилась. К последнему мнению склоняется А. Н. Пыпин в своем «очерке литературной истории старинных повестей и сказок русских». И. Н. Жданов, в своём исследовании "Повести о Вавилоне"r приводит две народные сказки о путешествии в Вавилон Феодора Бормы и Бормы Ярыжки за царским венцом и скипетром. Обе они служат отражением повести о посольстве в Вавилон императора Льва с присоединением других сюжетов мифологического содержания, например мифа о Полифеме или Лихе Одноглазом, сказок о благодарных животных и т. п. Старорусские сказания о Вавилоне Жданов разделяет на три отдела: «Притча о Вавилоне граде», или «Повесть города Вавилона», «Послание от Льва в Вавилон» и «О женитьбе Навуходоносора». Все эти рассказы совершенно перемешаны в русской литературе и известны только по поздним спискам.

Источники

• Вавилонское царство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Сказание о Вавилонском царстве

– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.