Шапка Мономаха

Шапка Мономаха — главная регалия русских великих князей и царей, одна из царских шапок. Символ самодержавия в России. Представляет собой золотой филигранный остроконечный головной убор, предположительно среднеазиатской работы конца XIII — начала XIV века с соболиной опушкой, украшенный жемчугом, рубинами, изумрудами и увенчанный крестом.

«Шапка Мономаха» относится к числу самых древних регалий, хранящихся в Оружейной палате Московского Кремля. Начиная с Ивана Калиты, во всех духовных грамотах московских князей упоминается «шапка золотая».

Легенда и история

Шапка представляет собой среднеазиатский головной убор. Не исключено, что эта наследственная регалия московских государей — дар Узбек-хана Юрию Даниловичу или Ивану Калите, которым он покровительствовал. Среди историков распространено мнение, что шапка Мономаха является реликвией московско-ордынского союза, который стал залогом политического взлёта Москвы в начале XIV века. Н. С. Борисов, например, пишет: «Тех, кто верно служил хану, он награждал одеждой и обувью. Среди историков существует мнение, что шапка Мономаха — это не что иное, как золотая тюбетейка, которой хан Узбек наградил за преданность Ивана Калиту».

В связи с переориентацией Московского княжества с Золотой Орды на Византию происходит и переосмысление значения шапки в русле концепции «Москва — Третий Рим». В «Сказании о князьях Владимирских» (около 1518 года) формулируется официальная версия её происхождения: этот дар византийского императора Константина IX Мономаха своему внуку, киевскому князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху, должен был символизировать преемственность власти русских правителей от византийских императоров. В действительности такое происхождение убора крайне сомнительно — как потому, что Константин умер в 1055, когда Владимиру было всего 2 года и вероятность того, что он получит Киев, была довольно скромной как с исторической, так и с искусствоведческой точки зрения.

Впервые наименование «шапка Мономаха» появляется в русских источниках в Летописной редакции чина поставления Дмитрия, внука Ивана III, на великое княжение, составленной в 1518 г. Шапка фигурирует в легенде, согласно которой византийские императоры, прежде чем передать её и прочие регалии на Русь, сами отправили за ней экспедицию в Вавилон, где нашли её в числе прочих сокровищ, оставшихся от царя Навуходоносора вблизи гробницы Трёх отроков (см. Три отрока в пещи огненной).

Особый статус венца диктовал его использование — до конца XVII века при поставлении на престол всех русских государей. Царь надевал шапку Мономаха только в день венчания на царство, в дальнейшем он пользовался личным головным убором — «венцом». Этот венец входил в состав Большого наряда. Последним русским царём, венчанным на царство шапкой Мономаха, был Иван V, соправителем которого был его брат Пётр I, в 1682 году. Сам Пётр I, коронованный вместе с братом как младший соправитель, был венчан на царство специально изготовленной «шапкой второго наряда», воспроизводившей форму и убранство исторической шапки Мономаха, однако с упрощениями и не на столь высоком художественном уровне. Шапка второго наряда также хранится в Оружейной палате.

Описание

Вес шапки Мономаха — 993,66 грамма. В хранящейся в архиве Оружейной палаты подробной описи царской казны 1696 года описание шапки Мономаховой приведено следующее:

Шапка царская золотая, сканая. Мономахова, на ней крест золотой гладкий, на нём по концам и в исподи четыре зерна гурмицких, да в ней каменья, в золотых гнёздах: над яблоком, яхонт жёлтый, яхонт лазоревый, лал, промеж ними три зерна гурмыцких; да на ней четыре изумруда, два лала, две коры яхонтовых, в золотых гнёздах, двадцать пять зёрен гурмицких, на золотых спнях; около соболей: подложена атласом червчатым: влагалище деревянное, оклеено бархателью травчатою, закладки и крючки серебряны.

Описание шапки Мономаха, содержащееся в Описи московской Оружейной палаты (1884)

НАСЛЕДСТВЕННЫЙ ГОСУДАРЕЙ РОССИЙСКИХ ЦАРСКИЙ ЗОЛОТОЙ ВЕНЕЦ, НАЗЫВАЕМЫЙ ШАПКОЙ МОНОМАХА. Золотой и украшенный драгоценными каменьями, он состоит из восьми продолговатых треугольных дощечек, покрытых с лицевой стороны сканью, соединённых острыми концами под яблоком. Рисунок скани на дощечках, представляя собою общий характер греческих завитков, различается в подробностях так, что на одной дощечке, служившей передней, совершенно особый рисунок, на трёх других он несколько сходен с рисунком первой дощечки, на четырёх остальных совершенно отдельный от рисунка подробностей первых дощечек. Рисунок каждой дощечки окоймлён снизу поясом в роде угольчатой цепи, а около швов боковыми рамками: по открытым швам пробиты отверстия, для укрепления дощечек. Яблоко по нижнему поясу прорезано, а в средних частях чеканено. На яблоке гладкий золотой крест; по концам и в подножии его четыре бурмитских зерна, верхнее продолговато, боковые круглы, а нижнее как бы несколько сдавлено и крупнее прочих. На яблоке в гнездах, украшенных сбоку колечками, на долгих согнутых спнях три крупных камня: яхонт лазоревый, яхонт жёлтый и просверленный лал; между ними в репьях, на таких же долгих согнутых спнях три бурмитских зерна, величиной равные вышеописанным. На каждой из восьми дощечек, в гнёздах, из которых три украшены сбоку финифтью, находится посередине по крупному камню: два червчатых яхонта, два лала, один гранёный розсыпью, один испорчен, и четыре изумруда. Камни обставлены бурмитскими зернами, в виде треугольников: на семи дощечках по три, а на восьмой, передней, четыре зерна. Внутри шапки винты медные и шести гаек золотых недостаёт. Опушка на шапке соболья. Вес с опушкой и подкладкой два фунта сорок один золотник. Цена одна тысяча девятьсот девяносто два рубля.

В переводе на современный язык

Золотой и украшенный драгоценными камнями, он состоит из восьми продолговатых треугольных дощечек, покрытых с лицевой стороны сканью, соединённых острыми концами под яблоком. Рисунок скани на дощечках, представляя собою общий характер греческих завитков, различается в подробностях так, что на передней дощечке, совершенно особый рисунок, на трёх других он несколько сходен с рисунком первой дощечки, на четырёх остальных совершенно отдельный от рисунка подробностей первых дощечек. Рисунок каждой дощечки окоймлён снизу поясом в роде угольчатой цепи, а около швов боковыми рамками: по открытым швам пробиты отверстия, для укрепления дощечек. Яблоко по нижнему поясу прорезано, а в средних частях чеканено. На яблоке гладкий золотой крест; по концам и в подножии его четыре жемчужины, верхняя продолговата, боковые круглы, а нижняя как бы несколько сдавлена и крупнее прочих. На яблоке в гнёздах, украшенных сбоку колечками, на долгих согнутых застёжках три крупных камня: синий сапфир, жёлтый сапфир и просверленная красная шпинель; между ними в репьях, на таких же долгих согнутых застёжках три жемчужины, величиной равные вышеописанным. На каждой из восьми дощечек, в гнездах, из которых три украшены сбоку финифтью, находится посередине по крупному камню: два рубина, две красной шпинели — один гранённый россыпью, один испорчен — и четыре изумруда. Камни обставлены жемчужинами, в виде треугольников: на семи дощечках по три, а на восьмой, передней, четыре зерна. Внутри шапки винты медные и шести гаек золотых недостаёт. Опушка на шапке соболья. Вес с опушкой и подкладкой 993,66 грамма (1 фунт = 409,5 граммов, 1 золотник = 4,26 грамма; в пересчёте «два фунта сорок один золотник»).

Инвентарь использованных драгоценностей

Дощечки шапки из золота. Внутри шапки согласно описи 1884 года винты медные. А по описи 1696 года закладки и крючки внутренности шапки были из серебра. Драгоценные камни:

• Сапфир синий («яхонт лазоревый») — один камень на яблоке.
• Сапфир жёлтый («яхонт жёлтый») — один камень на яблоке.
• Шпинель красная («лал») — один камень на яблоке и два камня на дощечках, всего — 3 камня.
• Рубин («яхонт червчатый») — два камня на дощечках.
• Изумруд — четыре камня на дощечках.
• Жемчуг («бурмитское зерно», «гурмицкое зерно»). На золотом кресте и в его основании — четыре жемчужины; на яблоке — три жемчужины и на семи дощечках по три жемчужины, расположенные треугольником вершиной вверх, на восьмой, передней — четыре жемчужины, расположенные ромбом; всего — 32 жемчужины.

Итого на шапке расположено шесть видов камней общим числом 43 штуки.

Копии и эпонимы

• В пещере Эмине-Баир-Хосар (нижнее плато Чатыр-Дага, Крым) находится сталагмит, названный «Шапка Мономаха».
• В Феодоровском соборе Санкт-Петербурга, построенном в честь 300-летия царствования Романовых, было паникадило в виде шапки Мономаха.
• В 2002 году к 50-летию Владимира Путина группой российских ювелиров была создана точная копия шапки Мономаха, оцененная в 50 тысяч долларов США.

См. также

• Царское место
• Шапка Мономаха второго наряда
• Корона Мономаха
• Корсунский крест

Литература

• Жилина Н. В. Шапка Мономаха: Историко-культурное и технологическое исследование / Институт археологии РАН. — М.: Наука, 2001. — 248 с. — 1 000 экз. — ISBN 5-02-008722-X. (в пер.)

Ссылки

• [www.kreml.ru Музеи Московского кремля]
• [luiza-m.narod.ru/smi/tarih/30-shap-koron.htm Г. Ф. Валеева-Сулейманова «Короны русских царей — памятники татарской культуры»]

Отрывок, характеризующий Шапка Мономаха

– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.