Навуходоносор II

Запрос «Навуходоносор» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Навуходоносор II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Навуходоносора II. Вавилонская камея</td></tr>
Нововавилонский царь
7 сентября 605 — 7 октября 562 до н. э.
Предшественник:	Набопаласар
Преемник:	Амель-Мардук
Рождение:	630 до н. э.(-630)
Смерть:	7 октября 562 до н. э.(-562-10-07)
Род:	X Нововавилонская (халдейская) династия
Отец:	Набопаласар
Супруга:	Амитис (Аманис)

Навуходоно́сор II (аккад. Набу-кудурри-уцур, букв. «Набу первенца храни»; арам. ܢܵܒܘܼ ܟܘܼܕܘܼܪܝܼ ܐܘܼܨܘܼܪ ; ивр. ‏נְבוּכַדְנֶצַּר‏‎, Невухаднэццар; др.-греч. Ναβουχοδονόσωρ, Naboukhodonósôr; араб. نِبُوخَذنِصَّر‎, nibūḫaḏniṣṣar; ок. 634—562 до н. э.) — царь Нововавилонского царства, правил с 7 сентября 605 по 7 октября 562 года до н. э., из X Нововавилонской (халдейской) династии.

Сын Набопаласара.

Покорение Заречья

Ещё будучи царевичем, Навуходоносор командовал вавилонской армией в битве при Каркемише (конец мая 605 года до н. э.) и руководил вторжением в Заречье (земли лежащие за рекой Евфрат по направлению к Средиземному морю, то есть Сирия, Финикия и Иудейское царство). В августе 605 года до н. э., находясь с армией в Сирии, Навуходоносор узнал о смерти отца. Приказав своим военачальникам возвращаться с главной армией, добычей и пленными на родину, он в сопровождении небольшой свиты кратчайшим путём поспешил через пустыню в Вавилон. 7 сентября, на 23-й день после кончины отца, он занял престол. Той же осенью 605 года до н. э. Навуходоносор вернулся в Заречье и продолжил прерванную кампанию, в феврале 604 года до н. э. вернувшись в Вавилон с ещё большей добычей.

В июне 604 года до н. э. вавилоняне вновь двинулись в Заречье. Против них выступил филистимский город Аскалон, рассчитывающий на помощь Египта. Аскалонский царь Адон, когда враги вторглись в его владения и уже дошли до Афэка (в 15 км севернее Лидды), послал гонцов к фараону Нехо II с просьбой о помощи, но египтяне не пришли, и в декабре 604 года до н. э. Навуходоносор взял Аскалон штурмом. Город был разграблен и разрушен; царь Адон, знать и уцелевшие граждане были угнаны в плен. В мае 603 года до н. э. Навуходоносор двинулся в Иудею, но иудейский царь Иоаким покорился и обещал платить дань, не дожидаясь осады Иерусалима. В 602 году до н. э. Навуходоносор завершил покорение Заречья.

Война с Египтом

В декабре 601 года до н. э. Навуходоносор подступил к египетской границе. В ожесточённом сражении египтянам удалось остановить врага. Навуходоносору пришлось отступить и вернуться в Вавилон. Потери вавилонян, особенно в коннице и в колесницах, были настолько велики, что потребовалось целых 20 месяцев, прежде чем Навуходоносор сумел восстановить боеспособность своей армии. Но и Египту победа досталась такой ценой, что после этого сражения Нехо был вынужден вообще отказаться от мысли в ближайшие годы вести борьбу с Вавилоном за азиатские провинции.

Покорение Иудеи

В Заречье неудачи Навуходоносора вызвали подъём антивавилонского движения. Иудея прекратила платить Вавилону дань. В декабре 599 года до н. э. передовые вавилонские отряды снова появились в Заречье. Целый год вавилоняне и их союзники опустошали иудейскую землю. Наконец в последних числах декабря 598 года до н. э. Навуходоносор выступил из Вавилона с главными силами и через месяц, в конце января 597 года до н. э. достиг Иерусалима. Иоаким не посмел сопротивляться. Когда он с дарами явился к Навуходоносору, тот приказал схватить его и убить. На иудейский престол Навуходоносор посадил сына Иоакима Иехонию. 3023 знатных иудея были уведены в плен.

Иехония стал продолжать антивавилонскую политику, что вызвало новое вторжение вавилонской армии. В марте 597 года до н. э. Навуходоносор снова подступил к Иерусалиму. Иехония, видя, что сопротивление бесполезно, тут же в марте сдал город без боя. После этого Иехония вместе со всей своей семьёй был отправлен в плен в Вавилон. Туда же были выселены и 10 000 иудеев. Вавилоняне захватили сокровища царского дворца и часть сокровищ и богослужебных предметов Иерусалимского храма. На место Иехонии Навуходоносор назначил его дядю Седекию, взяв с него клятву хранить верность Вавилонии и не вступать в сношения с Египтом. На Иудею была наложена дань.

Трения с Египтом

В 594 году до н. э. умер фараон Нехо. Сразу же по вступлению на престол его сын Псамметих II начал подготовку к большой войне с Вавилонией. В 591 году до н. э. он во главе флота и в сопровождении сонма жрецов прибыл якобы с религиозными целями в финикийский город Гебал (Библ). Это была явная провокация против Вавилона, под властью которого находилась Финикия. Фараон демонстрировал военно-морскую мощь Египта населению Заречья, поощряя его тем самым к восстанию.

Осенью 589 года до н. э., по сигналу из Египта, выступили иудеи. Навуходоносор во главе своей армии появился на границе Иудеи. Прочие мелкие государства Заречья не посмели примкнуть к восстанию и по требованию Навуходоносора выставили свои вспомогательные отряды. В результате Иудея осталась в одиночестве. Вавилоняне опустошили её территорию и 15 января 588 года до н. э. осадили Иерусалим. Осаде подверглись также города Лахиш и Азек, где засели иудейские гарнизоны. 8 февраля 588 года до н. э. Псамметих II умер, так и не успев послать обещанную иудеям помощь.

Выполняя обещание отца иудеям, новый фараон Априй двинул в Азию свою армию и флот. Навуходоносор, узнав о наступлении египтян, отступил от Иерусалима и направил свою армию на врага. В последующем сражении на суше египтяне потерпели неудачу, но на море они одержали победу над объединённым флотом Тира и Кипра, посланного в бой Навуходоносором. Затем Априй высадил войско для взятия Сидона, после чего сдались и другие финикийские города. Египетское проникновение в Финикию серьёзно поколебало вавилонское господство в Заречье. Восстал Дамаск, попытки мятежа имели место в Хамате и Арпаде. К тому же в Сирию с севера неоднократно вторгались лидийцы — союзники Египта, которые вели войну с Мидией, союзницей Вавилона. Но всё же Навуходоносору удалось восстановить своё господство в Заречье и продолжить осаду Иерусалима.

Взятие Иерусалима

Весной 586 года до н. э. армия Априя вновь появилась на юге, угрожая вавилонскому войску, осаждающему Иерусалим, но была оттеснена, и 18 июля 586 года до н. э. Иерусалим, страдающий от голода и эпидемий, пал. Среди военачальников, бравших Иерусалим, отличился Нергал-шар-уцур, будущий царь Вавилона. Царь Седекия попытался бежать, но был схвачен возле Иерихона, ослеплён и отправлен в Вавилон. Храм Соломона (Первый Храм) был разрушен, Иерусалим сожжён, а его стены срыты. Уцелевшие после осады и штурма жители Иудеи были угнаны в Вавилон в рабство.

Подчинение Тира

Затем Навуходоносор захватил город Сидон и разгромил государство Эдом. И только Тир продолжал упорное сопротивление. Вавилоняне без труда захватили его материковую базу Ушу, но сам Тир, находящийся на острове в море, взять не смогли и вынуждены были перейти к его длительной осаде, которая началась ещё 23 апреля 587 года до н. э.

В 582 году до н. э. Навуходоносору удалось наконец закончить войну с Египтом. Вавилоняне разгромили Аммон и Моав — последние государства в Трансиордании, на которые мог рассчитывать Египет, а затем появились непосредственно на его границах. В этом же 582 году до н. э. между Вавилоном и Египтом был заключён мирный договор, скрепленный браком Навуходоносора с египетской царевной Нейтакерт (Нитокрис). Тир остался в одиночестве и в 575 году до н. э. после 13-летней осады сдался Навуходоносору. Однако город сохранил автономию и не был разграблен. Победитель обязал его лишь выдать заложников и принимать правителей, которых присылали из Вавилона.

Усиление мидийской угрозы

Во второй половине царствования Навуходоносора усилилась мидийская угроза для Вавилона. С Мидией, правда, поддерживались дружественные отношения, что однако не мешало Навуходоносору энергично укреплять Вавилон и границы своего государства. Вокруг Вавилона были воздвигнуты необыкновенно мощные фортификационные сооружения. Севернее Сиппара и Описа, там, где перешеек между Евфратом и Тигром наиболее узкий, вавилоняне соорудили линию укреплений получившую название «Мидийской стены». Основу её составлял сплошной ров и вал с башнями. Мощные оборонительные сооружения были воздвигнуты и вокруг таких крупных городов как Сиппар, Куту, Барсиппа.

Вавилония в правление Навуходоносора

При Навуходоносоре Вавилония превратилась в процветающую страну. Это было временем полного возрождения, экономического расцвета и культурного развития. Навуходоносор находился уже в гораздо лучших условиях, чем его отец. Он получал дань, которая раньше шла в Ниневию, а потому не имел недостатка в рабочих руках и не должен был бороться за независимость. Его войны только увеличивали его материальные средства и доставляли вереницы пленных — даровых работников. Поэтому он оставил Вавилон совершенно обновлённым, и современные археологические раскопки обнаруживают почти исключительно его следы. Царь возвёл новый дворец на месте временного, построенного Набопаласаром и пришедшего в негодность. «Кроме обновления городов, храмов богов и богинь, возложил я руки, чтобы выстроить дворец для жилища моего величества в Вавилоне», — гласит надпись в Вади Брисса. Он выстроил его из такого материала, что, несмотря на постоянные разрушения и расхищения для построек современного города Хилле, большая часть фундамента уцелела до сих пор. Платформа была поднята на три метра над почвенной водой, а стена, окружающая весь комплекс помещений, была в несколько метров толщиной, и была облицована эмалированными кирпичами с пёстрыми орнаментами. Не довольствуясь этим дворцом, занимавшим пространство более четырёх десятин, царь застроил ещё прилегающий с севера участок такой же величины, употребив на это, по уверению его надписи и Бероса, всего пятнадцать дней. Тронная зала имела стены, украшенные цветной эмалью — пальметтами и изображениями колонн. На самом севере Вавилона Навуходоносор выстроил на высокой платформе дачный дворец. Также им были сооружен знаменитый висячий парк (т. н. «висячие сады Семирамиды» — одно из 7 чудес света). Берос говорит о нём: «Он устроил каменные возвышения, придав им вид гор, и засадил всякого рода деревьями, устроив таким образом так называемый висячий парк, потому что его жена, воспитанная в мидийских землях, скучала по родной природе». Не менее грандиозны были работы для укрепления Вавилона. Кроме ограждавших древний город Имгур-Бела и Нимитти-Бела не было стен для защиты частей города, возникших вне их. Навуходоносор выстроил стену к востоку от города в прямом направлении с севера на юг. Но город рос при нём слишком быстро; пришлось отступить ещё далее к востоку и заключить город в тройную стену, шедшую под углом от Евфрата к северу, от дачного дворца до Евфрата, против Борсиппского канала. Стены были выстроены из кирпичей с асфальтом и были «вышиной с гору»; вдоль её по ту сторону был выкопан ров со скатами, обложенными кирпичами с асфальтом. «Дабы бранная буря не разразилась над Имгур-Белом, стеной Вавилона,  — говорит царь — я повелел защитить Вавилон с востока в расстоянии четыре тысячи локтей большой стеной…» Общая толщина всех трёх стен, с засыпанным землёй промежутком, доходила до 30 метров. Длина северо-восточной стороны — около четырёх тысяч локтей (около 2 км); приблизительно через каждые сорок четыре локтя (18 — 19 м) была башня.

Далее, надписи в Вади Брисса и Ксенофонт говорят ещё о сооружении так называемой Мидийской стены. От берега Евфрата у Вавилона до Киша, а затем от Сиппара до Описа, то есть от Евфрата до Тигра, были насыпаны валы, обложенные кирпичами с асфальтом. Целью этой работы было, по словам Навуходоносора, «на расстоянии двадцати двойных часов от города собрать воды, подобные водам моря, вокруг города», то есть в случае неприятельского нашествия затопить всю окружающую местность, среди которой вавилонская область могла бы выдаваться, подобно острову. Устроенные им сооружения имели целью сделать Вавилон недоступным или, по крайней мере, на время задержать неприятельское войско.

Вавилон стал центром международной торговли. Велось дорожное строительство, много внимания уделялось искусственному орошению. В частности, около Сиппара был создан большой бассейн, откуда шло много каналов, с помощью которых регулировалось распределение воды во время засухи. В Вавилоне велось интенсивное строительство. Навуходоносор достроил вавилонский зиккурат Этеменанки, доведя его высоту до 90 м, перестроил Эсагилу и придал ей небывалую пышность, а также построил новый дворец. Но в то же время ряд крупных городов управлялся советом старейшин во главе со жрецом. Клинописные источники рисуют картину полной зависимости Навуходоносора от жреческой корпорации. Навуходоносор II умер в ночь на 7 октября 562 года до н. э., после 43 лет правления.

Навуходоносор в иудейской и исламской традициях

Навуходоносор неоднократно упоминается в Библии и Талмуде. Под именем נְבוּכַדְנֶאצַּר (др.-евр.) он является одним из действующих лиц библейской Книги Даниила (по мнению большинства учёных, II век до н. э.). По книге, ко двору Навуходоносора прибывают четыре иудейских отрока, в числе которых Даниил. При дворе они подвергаются различным испытаниям, которые чудесным образом преодолевают. Так, в течение десяти дней им дают только воду и овощи, но отроки становятся полнее и красивее видом. Навуходоносор призывает мудрецов объяснить значение его снов, угрожая им смертью, и только Даниилу удается истолковать сновидения. Навуходоносор ставит золотого идола, которому под страхом смерти заставляют поклониться «все народы, племена и языки». Друзья Даниила отказываются поклониться, за что их бросают в печь, пламя которой сжигает всех, кто к ней подходит. Однако отроки остаются невредимы, и Навуходоносор признает Бога евреев «Богом богов», о чём заявляет всему миру. В конце царствования Навуходоносор также страдает от тяжкой болезни, напоминающей ликантропию, и состоящей в том, что человек воображает себя каким-либо животным. Он опять признает Бога евреев и исцеляется. По мнению известного ассириолога В. фон Зодена, а также ряда других ученых, в библейском образе Навуходоносора смешались представления о разных царях. Действующими лицами традиционных иудейских легенд об обращении царя-притеснителя, схожих по сюжету и объединяемых в «цикл Даниила», также являлись правивший после Навуходоносора II царь Набонид, который в кумранском тексте «Молитвы Набонида» (4Q242, вторая половина I века до н. э.) «в течение семи времен» страдал от болезни и исцелился при помощи иудейского ясновидца, а также химьяритский царь Ас‘ад ал-Камил.

Библия неоднократно упоминает золотые и серебряные сосуды, вывезенные при Навуходоносоре из иерусалимского храма (2 Пар 36:7, 10) и возвращенные при Кире (1 Езд 1:7, 8; 5:13-15). В Книге Юдифи Навуходоносор представлен царем Ассирии, резиденция которого находится в Ниневии; он совершает многочисленные завоевательные походы. Согласно Книге Товита «Навуходоносор и Асуир» были теми, кто захватил Ниневию (Тов 14:15). Библия называет Валтасара сыном Навуходоносора (Дан.5:2, 11, 18-22; Вар 1:11-12); Навуходоносор и Валтасар предстают в ней двумя последними правителями Вавилонии.

Исламская традиция знает Навуходоносора под именем Бухт На́ссар, известна «эра Бухт Нассара». Это сатрап (marzabān) Сасанидского государства; он воевал с арабами, вторгся в Египет, а также изгнал 18 тысяч евреев и выбросил Тору в колодец.

Образ в искусстве

• «Навуходоносор» — серия монотипий Уильяма Блейка, начатая в 1795 году.
• «Набукко» — опера Джузеппе Верди на либретто Темистокле Солера (1842, премьера состоялась в театре «Ла Скала»). Хор евреев Va, pensiero из этой оперы в 2005 году приобрёл статус государственного гимна Италии.

Литература

• Тураев Б.А.. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000039/index.shtml История древнего Востока] / Под редакцией Струве В. В. и Снегирёва И. Л. — 2-е стереот. изд. — Л.: Соцэкгиз, 1935. — Т. 2. — 15 250 экз.
• Белявский В. А.. [gumilevica.kulichki.net/MOB/index.html Вавилон легендарный и Вавилон исторический]. — М.: Мысль, 1971. — 319 с. — 60 000 экз.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
• [hworld.by.ru/text/bab/bab.chr.html Вавилонская хроника]
• Амусин И. Д. Кумранский фрагмент молитвы вавилонского царя Набонида, ВДИ, № 4, стр. 104—117.
• Ладынин И. А., Немировский А. А. Навуходоносор II в Египте: 568/567 г. и ветхозаветная традиция // Древний Египет и христианство. М., 2001. С. 83-85.

Ссылки

• Навуходоносор // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

X Нововавилонская (халдейская) династия
Предшественник: Набопаласар	царь Нововавилонского царства 605 — 562 до н. э.	Преемник: Амель-Мардук

Отрывок, характеризующий Навуходоносор II

– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.