Локоть (единица длины)

Локоть — единица измерения длины, не имеющая определённого значения и примерно соответствующая расстоянию от локтевого сустава до конца вытянутого среднего пальца руки. Локоть равнялся половине английского ярда.

Локоть в мире

Меры древности

Как мера локоть известен у многих народов мира:

• у египтян локоть равнялся 45 см,
• у греков — 46,3 см,
• у римлян — 44,4 см,
• древневосточный — около 45 см,
• персидский (царский) — около 53,3 см,
• пигон (= 20 пальцев) — ок. 38,5 см,
• самосский локоть — 28 пальцев 518 мм.

Египетский «малый локоть» равнялся 44,4 см, «царский локоть» был равен 52,5.

Известен также локоть царя Лагаша Гудеа (Шумер, XXII век до н. э.), равный 49,5 см.

Древние евреи в эпоху Второго Храма пользовались двумя вариантами этой меры — 40 и 48 см.

В Африке и Азии

Использовался локоть и в африканских, и азиатских странах:

• локоть в Марокко — 51,7 см и 53,3,
• в Тунисе — 47,3,
• в Калькутте — 44,7,
• в Шри-Ланке — до 47 см.

В Европе

В Европе начала XIX века в разных землях использовались локти разной длины. Согласно «Физике» 1831 г. издания:

Мера локтей в миллиметрах
		Миллиметр
Венский	локоть содержит	779,9224
Пражский	…	593,9600
Моравский	…	740,6683
Силезский	…	579,0104
Триестский	для шерсти …	676,7489
Триестский	для шелка …	642,1444
Тирольский	…	804,1356
Венецианский	…	636,8207
Амстердамский	…	690,2838
Аугсбургский	большой …	609,5250
Аугсбургский	малый …	592,3808
Берлинский	…	666,8231
Брюссельский	большой …	694,3443
Брюссельский	малый …	684,4188
Кельнский	большой …	649,7955
Кельнский	малый …	574,1087
Дрезденский	…	566,2132
Франкфуртский	…	539,5945
Лейпцигский	…	565,3110
Нюрнбергский	…	669,6040
Шведский	…	593,7344

В Дании, Швеции и Финляндии

Ален, альн (дат. alen; швед. aln) — линейная мера в Дании, Швеции и Финляндии:

• датский локоть равнялся 0,62771 м или 0,8826 рус. аршина, и делился на 2 фута (fad) в 12 дюймов (tommer) по 12 линий;
• локоть в Швеции и Финляндии равнялся 0,59380 м или 0,8349 русск. аршина, и делился на 4 четверти (qvart) по 6 дюймов (werktum) или по 5 десятичных дюймов (decimaltum).

Локоть в России

Локоть — старорусская единица измерения, в России упоминается в литературных памятниках с XI в.

Локоть имел несколько значений — неполный локоть, двухладонный локоть, большой локоть. Большой локоть (почти в два раза больше локтя), равный длине руки от плеча, вытеснил первоначальный обычный локоть. И в этом случае название измерителя (части тела) стало обозначением меры. Современное значение термина «локоть» — локтевой изгиб, сустав — прослеживается в письменных источниках только с середины XV века.

Локоть употреблялся в качестве официальной торговой меры и народно-бытовой. Хорошо известна официальная новгородская мера — иванский локоть. Фрагмент натуральной меры был найден в Великом Новгороде во время археологических работ в 1955 году. Это был стержень из можжевельника с круглым сечением и ровно обрезанными концами. Характерно, что его поверхность была заполирована до блеска в результате долгого употребления. Длина стержня 54,7 см, дата — рубеж XI—XII вв. Фрагмент «Иванского локтя» обнаружен в 1948 году при археологических раскопках на Ярославовом Дворище в том же Новгороде. На нём была даже вырезана надпись: «сватогоиванос». Длина фрагмента 15 см (локоть был сломан ещё в древности), дата по палеографическим признакам — XIV век.

Подтверждением метрологического значения находки 1955 года являются измерительные линейки (фрагменты) из раскопок в Старой Ладоге в слоях XIII—XIV вв., имевшие деления, равные 3,4 см. Деление 54,7 на 3,4 дает 16 (остатком 0,3 см в данном случае вполне можно пренебречь), что совпадает с числом вершков в позднем аршине.

Локоть в 54 см был равен трём пядям по 18 см. Небольшие отклонения от средних размеров меры вполне естественны; принимая во внимание безусловную приблизительность ранних единиц измерений, их можно не учитывать. С другой стороны, этот локоть содержит ровно две «пяди с кувырком», равные 27 см.

Указание на локоть как меру длины в Древнерусском государстве имеется ещё в «Русской правде». Например, ст. 91 Троицкого списка указывает, что мостник (лицо, занимающееся постройкой мостов) получает плату за свою работу от 10 локтей, то есть оплата производилась сдельно, в зависимости от длины моста, которая измерялась локтями.

Согласно «Торговой книге» XVI века устанавливалось соотношение 3 локтя = 2 аршина, то есть 1 локоть = 10⅔ вершка или ок. 47,4 см.

С XVI века локоть постепенно вытесняется аршином. В частности, в учебнике Франца Можника (Franz Mozhnik) 1848 г. изд. нем. Elle и польск. Łokieć поставлен в соответствие русский аршин.

См. также

• Зира (единица длины)

Литература

• Физика 1831 г. изд.
• Franz Mozhnik: Lehrbuch des gesammten Rechnens für die vierte Classe der Hauptschulen in den k.k. Staaten. Im Verlage der k.k. Schulbücher Verschleiß-Administration bey St. Anna in der Johannisgasse, Wien 1848.
• Карпушина Н. Рукотворные мерки, Математика в школе, № 7, 2008.
• Петрушевский Ф. Ф., Прозоровский Д. И. Локоть, линейная мера // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Седова Л. Н. Вопросы русской метрологии на уроках и внеклассных занятиях по математике. Ярославль 1999; [www.iro.yar.ru:8101/resource/distant/math/metrol_3.htm Русские меры длины].

Отрывок, характеризующий Локоть (единица длины)

– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.