Советские плакаты
Поделись знанием:
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
(перенаправлено с «Советский плакат»)
Советские плакаты — наглядные пособия, направленные к разъяснению определенного вопроса, как, например, отношения советской власти к текущим событиям в доступной форме. Совместно с радио и газетами являлись средствами агитации и пропаганды, воздействующими на сознание и настроение людей с целью побуждения их к политической или другой деятельности. Характер советских плакатов менялся по мере исторического развития СССР. Содержавшаяся в них пропаганда сочетала общечеловеческие ценности (свобода, социальная справедливость), патриотизм, общеобразовательные элементы, призывы к здоровому образу жизни и так далее. Советские плакаты, как правило, являются произведениями изобразительного искусства и отражают элементы советского культурного наследия.
Содержание
Статистика выпуска плакатов в СССР
Количество плакатов, выпущенных в СССР за некоторые годы его истории, сгруппированное по основным темам представлено следующими цифрами:
| Тематика плакатов | Количество изданий | Тираж, млн экз. | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1956[1] | 1980[2] | 1985[3] | 1990[4] | 1956[1] | 1980[2] | 1985[3] | 1990[4] | |
| Детские | 106 | 55 | 97 | 43 | 3,599 | 3,274 | 2,062 | 4,094 |
| Инструктивные и учебные | 3350 | 3700 | 4137 | 2976 | 36,885 | 51,232 | 100,109 | 49,687 |
| Информационные и рекламные | 885 | 3505 | 3846 | 2852 | 17,806 | 68,719 | 58,936 | 75,885 |
| Политические | 916 | 1627 | 3401 | 955 | 36,045 | 27,686 | 187,210 | 43,562 |
| Всего | 5257 | 8887 | 11481 | 6826 | 94,335 | 151,061 | 348,317 | 173,228 |
Тематика плакатов
- Революционные наглядно-агитационные плакаты
- Антиалкогольные плакаты
- Плакаты времен Великой Отечественной войны
- Плакаты, укрепляющие культ личности Ленина-Сталина (и впоследствии, других именитых персон)
- Плакаты, которые используют в учебных заведениях в процессе обучения.
- Плакаты по противопожарной безопасности и электробезопасности, безопасности на железных дорогах и проч.
- Рекламные плакаты, которые часто являлись продолжением антиалкогольной тематики (Призывы к питью чая, к примеру)
- Антикапиталистические плакаты
- Плакаты, прославляющие социализм, пролетариат, службу в ВС и честный труд и т. д.
- Плакаты для детей
- Другие темы, как, например, призывы к улучшению качества исполнения служебных обязанностей.
Региональные вариации
Плакаты были созданы для многих народов СССР и других «стран социалистического содружества». При этом, они отражали местную тематику и имели призывы на различных языках. Как правило, их содержимое понятно без слов.
См. также
- Пропаганда в СССР
- Пропаганда во Второй мировой войне
- Агитационная литература
- Кукрыниксы
- Культ личности Сталина
- Ким Чен Ир
- Стримайтис, Вячеслав Францевич (1929 — 1983) — Советский художник-плакатист, график, живописец, член Ленинградского отделения Союза художников РСФСР.
Напишите отзыв о статье "Советские плакаты"
Примечания
- ↑ 1 2 Печать СССР за сорок лет, 1917—1957: статистические материалы / Отв. ред. Ю. И. Масанов. — М.: Издательство Всесоюзной книжной палаты, 1957. — С. 139. — 143 с.
- ↑ 1 2 Печать СССР в 1980 году: Статистический сборник / Всесоюзная книжная палата. — М.: Финансы и статистика, 1981. — С. 101. — 255 с.
- ↑ 1 2 Печать СССР в 1985 году: Статистический сборник / Всесоюзная ордена «Знак Почета» книжная палата. — М.: Финансы и статистика, 1986. — С. 101. — 311 с.
- ↑ 1 2 Печать СССР в 1990 году: Статистический сборник / НПО «Всесоюзная книжная палата». — М.: Финансы и статистика, 1991. — С. 105. — 288 с. — ISBN 5-279-00634-3.
Литература
- Демосфенова Г. Л., Нурок А. Ю., Шантыко Н. И. Советский политический плакат / Общая редакция Ф. Калошин. — М.: Искусство, 1962. — 443 с.
- Демосфенова Г. Л. Советские плакатисты — фронту. — М.: Искусство, 1985. — 207 с.
Ссылки
- [sovietposters.ru/ Галерея советских плакатов. Более 2000 подлинных плакатов СССР 1917-1991 гг.]
- [tramvaiiskusstv.ru/plakat.html Коллекция советских плакатов. Биографии. Статьи. Фото.]
- [oldposter.ru/ Военные плакаты разных стран]
- [www.iisg.nl/exhibitions/chairman/sovintro.php Советские постеры] (англ.)
- [sovposters.ru/ Советские плакаты], разбитые на эпохи
- [www.politonline.ru/ventilyator/1447.html О советской эстетике]
- [www.betelgeuse-supernova.ru/kosmicheskie-foto/sovetskie-kosmicheskie-plakaty.html Советские плакаты космической тематики]
- [pli.nu/leonidpetrushin/index.php/grafika/plakat/54-grafika/plakat/795-nam-spetsovki-ottsov-po-plechu Плакаты Леонида Петрушина (1970-е — 1980-е годы)]
- [tramvaiiskusstv.ru/plakat/spisok-khudozhnikov/item/194-andreadi-aleksandr-panaiotovich-1907-1972.html Плакаты] Андреади Александра Панаиотовича (1907—1972)
Отрывок, характеризующий Советские плакаты
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
