Стетоскоп

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Стетоско́п (греч. stḗthos, грудь + scopéō, смотрю[1]) — медицинский диагностический прибор для аускультации (выслушивания) звуков, исходящих от сердца, сосудов, лёгких, бронхов, кишечника и других органов. Также, стетоскоп используется для выслушивания тонов Короткова при измерении артериального давления и для проверки правильного местонахождения желудочного зонда при проведении энтерального питания или промывания желудка.

Рабочей деталью стетоскопа является головка, которая прикладывается к поверхности тела пациента и улавливает звуки внутренних органов. По гибкому звукопроводу звук направляется в слуховой канал исследователя.

Специальные немедицинские (технические) стетоскопы используются для диагностики работы механизмов: трансмиссии, кривошипно-шатунного механизма, подшипников, втулок, клапанов и других деталей и узлов. Чувствительным элементом такого стетоскопа является тонкий металлический стержень, прикладываемый к диагностируемому механизму.





История

Стетоскоп изобретён в 1816 основоположником диагностического метода аускультации Рене Лаэннеком, французским врачом, основателем научной диагностики (главный труд: «De l’auscultation mediate», 1819). Не желая, как это делалось обычно, прикладывать ухо прямо к груди пациента, у которого он диагностировал сердце, Лаэннек использовал свёрнутые листы бумаги и обнаружил, что слышал не так уж плохо, а даже лучше, чем обычно. Стетоскоп претерпел ряд изменений, его устройство было усовершенствовано, но принцип и физика стетоскопа остались неизменны.

Название фонендоскоп (греч. phōnḗ, звук, голос + éndon, внутри + …скоп[1]) впервые было предложено в 1894 году профессором «подготовительной клинической медицины» Пармского университета А. Бьянши и профессором физики технического института Галилея Э. Баззи (1854—1921) для изобретённого ими стетоскопа оригинальной конструкции[2].

В 1940-х годах, после усовершенствования стетоскопа Спрэгом и Раппапортом, стетоскоп приобретает свой современный вид и становится стандартом для стетоскопов — это стетоскоп Спрэга-Раппапорта или просто стетоскоп Раппапорта.

В настоящее время, классическим вариантом стетоскопа является стетофонендоскоп, объединяющий в своей двусторонней головке воронку (как у стетоскопа) и мембрану (как у фонендоскопа). В общем случае, фонендоскопы и стетофонендоскопы называются термином «стетоскоп».

Конструкция

Головка — деталь, прикладываемая к телу человека для улавливания и усиления аускультативных звуков. Может быть односторонней или двусторонней. Односторонняя головка имеет либо мембрану (чаще всего), либо воронку. Двусторонняя головка как правило состоит из мембраны на одной стороне и воронки на другой, либо из двух мембран разных диаметров. Переключение сторон головки осуществляется её поворотом на 180 градусов вокруг штуцера головки, соединённого со звукопроводом.

Мембрана лучше улавливает аускультативные звуки более высоких частот, воронка — более низких. Мембрана представляет собой упругую плоскую или немного выпуклую (как часовое стекло) в сторону тела пациента пластинку, которая устанавливается на головку и как правило, является её заменяемой частью. Наиболее чувствительные мембраны изготавливают из эпоксидного материала, армированнного стекловолокном, менее чувствительные — из поливинилхлорида (ПВХ).

Звукопровод — гибкий шланг, проводящий звук от головки стетоскопа в уши исследователя. В зависимости от конструкции стетоскопа, с головкой может быть соединён один или два звукопровода. Если звукопровод один, то перед соединением с дужками он разделяется на два.

Дужки — две металлические трубки, соединяемые со звукопроводом. Дужки имеют пружину для плотного прилегания олив к слуховым проходам. Концы дужек могут быть направлены несколько вперёд для расположения олив под углом, соответствующему углу входа в слуховой проход.

Оливы — две округлых мягких или жёстких насадки на концах дужек, вставляемые в преддверия наружных слуховых проходов исследователя. Могут быть разных диаметров, в зависимости от диаметра преддверия слухового прохода. Как правило, наряду с мембраной, оливы являются заменяемой частью стетоскопа. Оливы должны плотно, герметично, но без излишнего нажима, прилегать к слуховым проходам — это важно для соблюдения замкнутости звукопроводящей системы, так как малейшее отверстие между оливой и слуховым проходом ведёт к ухудшению качества аускультации.

Виды

Терапевтический (общего назначения) — для аускультации взрослых.

Неонатальный — для новорожденных (возраст до 28 дней).

Педиатрический — для аускультации детей. Неонатальный и педиатрический стетоскопы отличаются уменьшенными размерами головки, по сравнению со взрослым стетоскопом.

Стетоскоп Раппапорта — универсальный прибор для аускультации детей и взрослых. Имеет массивную двустороннюю головку с возможностью устанавливать различные насадки: 2 выпуклые мембраны и 3 воронки разных диаметров. Также, отличительной особенностью является наличие двух независимых звукопроводов, что способствует хорошей звукопередаче. Это один из самых тяжёлых стетоскопов.

Кардиологический — стетоскоп с высокими акустическими характеристиками, дающий наиболее полный спектр звуков, что имеет важное значение при выслушивании сердечных тонов и шумов.

Акушерский (стетоскоп Пинарда, фетоскоп) — для выслушивания сердцебиения плода у беременной женщины. Представляет собой короткую жёсткую трубку в виде двухконечного раструба (по типу первых стетоскопов). Этот вид стетоскопа был изобретён в 19 веке французским акушером Адольфом Пинардом (1844—1934).

Стетоскоп для выслушивания тонов Короткова при измерении артериального давления — это простейший стетоскоп с односторонней головкой с мембраной.

Электронный стетоскоп — в отличие от акустических стетоскопов, в его головке имеется микрофон, преобразующий акустический звук в электронные сигналы, которые обрабатываются и снова преобразуются в звук при помощи динамиков, встроенных в ушные оливы (происходит двойное преобразование звука). Как правило, электронные стетоскопы предназначены для взрослых пациентов.

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Стетоскоп"

Примечания

  1. 1 2 Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. А.М. Прохоров. — 4-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1988. — 1600 с.
  2. Ларинский Н.Е., Абросимов В.Н. [uzrf.ru/userfiles/kniga/book/index.html?pageNumber=220 История физикальной диагностики в биографиях, портретах и фактах]. — Рязань, 2012. — С. 220—240. — 500 с.

Литература

  • Ларинский Н.Е., Абросимов В.Н. [uzrf.ru/userfiles/kniga/book/index.html?pageNumber=220 История физикальной диагностики в биографиях, портретах и фактах]. — Рязань, 2012. — С. 220—240. — 500 с.
  • Алмазов В.А., Салимьянова А.Г., Шляхто Е.В., Клаусс Г. Аускультация сердца. — СПб.: Издательство СПбГМУ, 1996. — С. 10—11. — 232 с.

Отрывок, характеризующий Стетоскоп

Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.