Сякюсн-Сюме
| Монастырь | |
Сякюсн-Сюме
Cәкүсн-сүм | |
| |
| Страна | Россия |
| Местоположение | Элиста |
| Конфессия | Гэлуг |
| Епархия | Объединение буддистов Калмыкии |
| Тип | мужской |
| Основатель | Далай-лама XIV |
| Дата основания | 1996 |
Сякюсн-сюме (калм. Сәкүсн-сүм) — буддийский храм в Республике Калмыкия. Хурул расположен на окраине Элисты в 6 километрах от города к северу от пригородного посёлка Аршан.
Содержание
История
Место строительства к югу от города было выбрано неслучайно. Вопрос о строительстве калмыцкого хурула в Элисте был поставлен в феврале 1989 года на собрании Хурульного Совета. Тогда же было предложено несколько мест под строительство хурула в черте города Элисты и за её пределами. Хурул должен был стать, прежде всего, центром духовного образования, а для этого требовалась достаточно большая площадь для строительства учебных корпусов, так что одним из определяющих факторов для выбора земли (участка) под строительство хурула было наличие большой свободной площади. В результате было принято решение о строительстве храма за пределами городской черты близ Аршани[1].
Место строительства было освящено Его Святейшеством Далай-ламой XIV во время второго визита в Калмыкию в сентябре 1992 года[2]. Строительство храма продолжалось 4 года и велось на пожертвования жителей республики и личные средства первого Президента Калмыкии К.Н.Илюмжинова. Само здание было возведено за 1 год[3].
Хурул был торжественно открыт 5 октября 1996 года. До постройки в 2005 году хурула Золотая обитель Будды Шакьямуни являлся крупнейшим буддийским храмом республики.
Церемония освящения хурула - "раднэ" была совершена Его Святейшеством Далай-ламой XIV во время третьего визита в Калмыкию 1 декабря 2004 году. Совершение именно церемонии "раднэ" означает, что хурул становится настоящей обителью божеств[4].
Внешний вид
Хурул построен по проекту архитектора В. Гиляндикова. Облик храма исполнен в тибетском стиле и дополнен скульптурами В. Васькиным и П. Усунцыновым, живописью А. Поваева, Г. Нуровой, О.Глушковой, Е. Манжеевой, резьбой по дереву и культовой символикой Н. Галушкина и В. Куберлинова[5]. Высота храма составляет 20 м, длина – 24 м, ширина – 19 м. Нижняя часть выполнена в стиле типичном для тибетских монастырей, верхняя часть выполнена в традиционном стиле восточной двухъярусной пагоды. Фронтон фасадной части храма украшен скульптурой Дхармачакры – Колеса Учения. По бокам две лани, слушательницы первой проповеди Будды[6].
У входа в храм расположены молитвенные барабаны кюрде, которые вращают по часовой стрелке при входе и выходе. На территории храмового комплекса "Геден Шеддуб Чой Корлинг", помимо сюме, имеется домик для лам, находится 3 субургана (ступы).
Интерьер
На первом этаже расположены: вестибюль с тремя входными дверями (над входом обязательный атрибут – лани, на дверях – защитники сторон света локапалы), большой молельный зал, алтарь, в центре алтаря - большая статуя Будды Шакьямуни (высотой – 3,5 м, автор - скульптор В. Васькин), покрытая сусальным золотом. Будда сидит в позе «падмасаны» и держит в левой руке чашу – патру, правая рука опущена в традиционном жесте. Волосы, поднятые на темени в пучок «ушниша», удлиненные мочки ушей и третий глаз «урна» (в виде большого драгоценного камня) – черты облика Просветленного. В центре висит знамя Геолцин – символ победы Будды Шакьямуни над пятью чувствами.
Роспись стен выполнена в соответствии с традиционными буддийскими канонами храмовой живописи. Слева и справа от статую Будды находятся панно с изображениями божеств: слева – божества, дарующие долголетие, - красный Амитаюс, Белая Тара и Ушнишавиджая; справа – четырехрукий Авалокитешвара, бодхисаттва сострадания, Ваджрапани, хранитель веры, покровитель монгольских народов, и Манджушри, бодхисаттва мудрости. В молельной части в центре изображен Цзонхава с двумя учениками – Гьялцабом и Кедрупом. У него в руках цветы лотоса, на которых лежат атрибуты Манджушри. Наверху – Майтрея – грядущий Будда. Внизу, справа – монах с опахалами и другими атрибутами веры. Фигуры соединены между собой бело-розовыми облаками. В глубине алтарной части храма находятся статуи главных божеств буддийского пантеона, Тар – милосердных помощниц бодхисаттвы Авалокитешвары, фигуры хранителей веры[6].
На втором этаже расположены библиотека, комнаты для медитации, залы для индивидуального приема.
Напишите отзыв о статье "Сякюсн-Сюме"
Примечания
- ↑ [khurul.ru/?p=252 Как все начиналось - ВЫБОР МЕСТА]
- ↑ [khurul.ru/?p=717 Второй визит Его Святейшества Далай-ламы XIV]
- ↑ [www.spektr.info/articles/religiya/75 Сякюсн-Сюме]
- ↑ [khurul.ru/?p=720 Третий визит Его Святейшества Далай-ламы XIV]
- ↑ [vetert.ru/rossiya/elista/sights/66-syakusn-sume.php Хурул «Сякюсн-сюме»]
- ↑ 1 2 [gorod-elista.ru/www/index.php?option=com_content&view=article&id=449%3A2010-06-29-05-35-59&catid=38&Itemid=89 Сякюсн-Сюме]
Отрывок, характеризующий Сякюсн-Сюме
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
