Талев, Димитр

Димитр Талев
болг. Димитър Талев
Фрагмент памятника Димитру Талеву в Софии
Имя при рождении:	Димитр Талев Петров-Палисламов
Дата рождения:	14 сентября 1898(1898-09-14)
Место рождения:	Прилеп Османская империя (ныне Македония)
Дата смерти:	20 октября 1966(1966-10-20) (68 лет)
Место смерти:	София
Гражданство:	Османская империя Османская империя→
Годы творчества:	1916—1966
Направление:	историческое
Жанр:	проза, роман
Язык произведений:	болгарский
Премии:	Димитровская премия Народный деятель культуры Болгарии (1966)

Димитр Талев (настоящие имя и фамилия — Димитр Талев Петров-Палисламов) (14 сентября 1898, г. Прилеп, Османская империя (ныне Республика Македония) — 20 октября 1966, г. София, Болгария) — болгарский писатель и журналист, народный деятель культуры Болгарии (1966). Лауреат Димитровской премии (1959).

Биография

Родился в семье кузнеца. Брат — член македонской революционной организации.

В 1925 окончил Софийский университет, где слушал лекции по болгарской филологии и истории Л. Милетича, Ивана Шишманова, Бояна Пенева, М. Арнаудова и др. профессоров.

Литературный дебют Д. Талева состоялся в 1916. В первой половине 1920-х гг. начал печататься в революционной печати, позднее сотрудничал с рядом болгарских изданий.

С 1927 работал в редакции газеты «Македония. Всекидневник за политика, културен живот и информация», печатном органе активного крыла македонского революционного движения, в 1930—1931 — был еë главным редактором.

Димитр Талев придерживался националистических политических взглядов, состоял в руководстве Союза ратников за прогресс Болгарии.

В 1944 Талев был обвинен новой коммунистической властью в национализме и исключëн из Союза болгарских писателей. В октябре того же года арестован без официального обвинения, суда и следствия «за проявления великоболгарского шовинизма». Заключен в Софийскую центральную тюрьму (до марта 1945 г.). Затем этапирован в «исправительно-трудовое поселение» в Бобов-Дол (до конца августа 1945).

В октябре 1947 Талев был вновь арестован. У Талева в тот период открылась тяжелая форма язвы. В таком состоянии он был отправлен на рудник «Куциян» близ г. Перник. Благодаря вмешательству родственников и друзей, в 1948 тяжело больной Талев был освобождëн.

Семья писателя была выселена из столицы в Луковит, где в условиях общественной изоляции писатель в течение следующих 10 лет занимался доработкой своей тетралогии: романа «Железный светильник» (1952), написал романы «Ильин день» (1953) и «Преспанские колокола» (1954).

В конце 1950-х — начале 1960-х гг., когда претензии Болгарии по Македонскому вопросу были устранены, коммунистические власти НРБ реабилитировали Талева и разрешили свободно заниматься литературным творчеством.

Писатель стал лауреат Димитровской премии (1959), «Заслуженным деятелем культуры НРБ», позже — «Народным деятелем культуры Болгарии» (1966).

Избирался народным представителем V-го созыва Народного собрания Болгарии (1966).

Творчество

В сборниках рассказов «Золотой ключ» (1935), «Старый дом» (1938) правдиво воспроизвёл патриархальный быт маленьких городков.

К важнейшим произведениям Талева принадлежит тетралогия социально-бытовых романов о национально-освободительной борьбе в Македонии XIX — начале XX вв.:

• Железный светильник (1952, рус. пер. 1957) / Железният светилник
• Ильин день (1953, рус. пер. 1958) / Илинден
• Преспанские колокола (1954, рус. пер. 1957) / Преспанските камбани
• Голоса ваши слышу (1966, рус. пер. 1974) / Гласовете ви чувам.

Избранная библиография

• Сълзите на мама (1925)
• В дрезгавината на утрото (1928)
• Усилни години (1930)
• Здравец и Иглика; Сърцето-цвете (1930)
• Под мрачно небе (1932)
• Златният ключ (1935)
• Старата къща (1938)
• На завой (1940)
• Гоце Делчев (1942)
• Град Прилеп (1943)
• Завръщане (1944)

Автор исторических повестей:

• Великий царь (1937, 1943)
• Кипровец восстал (1953),
• Хилендарский монах (1962),
• Братья из Струги (1962).
• трилогия «Самуил, царь болгарский»
  • Каменные щиты , кн. 1 (1958)
  • Пепеляшка и царский сын, кн. 2 (1959)
  • Погибель, кн. 3 (1960)

Ссылки

• [www.promacedonia.org/mpr/talev.html Христо Огнянов (Залцбург). СПОМЕНИ ЗА ДИМИТЪР ТАЛЕВ. Македонски преглед, бр. 1, 1996 г]  (болг.)

Отрывок, характеризующий Талев, Димитр

Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.