Танеев, Владимир Иванович
| Владимир Иванович Танеев | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Супруга: |
Елена Сергеевна (Арцибальдовна) Макнэб-Скотт (англ. McNab-Scott) (1.10.1851-март 1915) |
| Дети: |
Владимир (13.3.1868—1916), Александра (1869-5.9.1909), Сергей (1871-1917), Елена (1872-16.3.1957), Павел (1878/1889?-1961)[1] |
Владимир Иванович Танеев (псевд. В. Нетаев) (24 августа 1840, Владимир — 21 ноября 1921, Московская губерния) — русский философ, адвокат и общественный деятель[2] из рода Танеевых, старший брат композитора С. И. Танеева, владелец имения Демьяново на окраине Клина.[3]
Содержание
Биография
Окончил Училище правоведения в 1861 году. Составил себе имя участием в громких политических процессах конца 1860-х и начала 1870-х, где он был защитником польских повстанцев, С. Г. Нечаева (см. убийство студента Иванова), народников.
Известен своими крайне левыми взглядами, последователь Спенсера и Фурье. Переписывался с Карлом Марксом, который в письме к М. М. Ковалевскому назвал его «преданным другом освобождения народа».
В 1871 году В.И. Танеев переехал из Петербурга в Москву. Каждую неделю собирал московскую профессуру на т. н. «академические обеды» в ресторане «Эрмитаж». В 1900 году В.И. Танеев окончательно поселился на своей усадьбе в Демьяново.
Взгляды Танеева отличались упрощённым донельзя материализмом; так, он полагал, что мозг это одна из желез и «отделяет мысли так, как печень отделяет желчь, а почки отделяют мочу»[4] Этот мозг-железа, просто выбирая между полезным и вредным, по мысли Танеева, способен создать теорию общественного устройства, которая будет много лучше всего созданного ранее, — теорию коммунизма.
Едкую характеристку Танеева оставил в своих воспоминаниях Андрей Белый, часто бывавший в раннем детстве на даче в Демьяново. Постоянным гостем этого дома был и академик К. А. Тимирязев. Библиотека Танеева в Демьяново славилась редчайшими изданиями, особенно по общественным наукам; после революции она составила ядро библиотеки Коммунистической академии.
Память
- В городе Клин в честь В.И. Танеева названы улица Танеева и проезд Танеева.
- В советское время имя братьев Танеевых носил Малый Власьевский переулок в Москве, хотя сам он жил по адресу: Чистый переулок, 7.
- Школа №2 города Клин носит имя В.И. Танеева. Школа находится на территории имения Демьяново, ныне в черте города Клин.
Сочинения
- Рододендрон СПБ, 1858[5]
- Исторические эскизы «Слово», № 12 1880
- Детство. Юность. Мысли о будущем М., 1959 (посмертное издание)
Незавершенные труды
- Теория грабежа (1870)
- Ейтихиология (1874-1876) («наука о счастье в коммунистическом строе»)
- Коммунистическое государство будущего (1878)
Напишите отзыв о статье "Танеев, Владимир Иванович"
Примечания
- ↑ Н. В. Фролов, Э. В. Фролова. Вокруг Танеевых. [www.tsaarinikolai.com/tekstit/Rod_Taneevyh_is_Kovrova.htm Генеалогия их ближайших родственников и окружения. Стр.5-21.] Ковров, 2008
- ↑ [iph.ras.ru/elib/2935.html «Танеев»] — статья в Новой философской энциклопедии.
- ↑ Наталья Бондарева [nataturka.ru/usadiba/demyanovo.html Усадьба Демьяново]
- ↑ В. И. Танеев Детство. Юность. Мысли о будущем. М., 1959, с. 523—24.
- ↑ [feb-web.ru/feb/periodic/pp0-abc/pp1/pp1-3664.htm Рододендрон. Листок, возникший случайно — уличный листок, вышел в Петербурге в 1858. Автор — Танеев (псевд. В. Нетаев). Для листка характерен некоторый либерализм. «Р.» высмеивал славянофилов. Листок был отмечен Н. А. Добролюбовым («Уличные листки», Полн. собр. соч., т. 3, М., 1936). ]
Литература
- Козьмин Б. П. Социально-политические и философские взгляды В. И. Танеева, в сб.: Из истории социально-политических идей. М., 1955
- Шкуринов П. С. Критика позитивизма В. И. Танеевым. М., 1965
- Шкуринов П. С. Поэтическое наследие В. И. Танеева // В. МГУ. Сер. «Филология» № 5 1966
Ссылки
- [iph.ras.ru/elib/2935.html «Танеев»] — статья в Новой философской энциклопедии
- [www.vladregion.info/people/vladimirskaya-entsiklopediya-zemlyaki/taneev-vladimir-ivanovich Танеев Владимир Иванович]
- [www.biblio-klin.ru/index.php/2010-01-27-12-36-59/2011-05-04-08-03-34/2011-05-05-05-47-53/item/1497-%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B5%D0%B5%D0%B2-%D0%B2%D0%B8?tmpl=component&print=1 Танеев В.И.]
- [sud.ua/newspaper/2011/10/10/38512-vladimir-taneev-advokat-i-filosof Владимир Танеев – адвокат и философ] Судебно-юридическая газета № 107, 15 стр., 10 октября 2011
Отрывок, характеризующий Танеев, Владимир Иванович
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
