Танк-памятник освободителям Симферополя

Памятник
Танк-памятник освободителям Симферополя
В мае 2015
Страна	Россия/Украина
Местоположение	Симферополь
Автор проекта	С. Ф. Коробкин
Дата постройки	1944 год

Танк-памятник освободителям Симферополя — танк-памятник Великой Отечественной войны, установленный в 1944 году в Симферополе в Пионерском парке (ныне сквер Победы) в честь освободителей города.

На постаменте установлен средний огнемётный танк ОТ-34 № 201, который, по некоторым сведениям, одним из первых вошёл в город 13 апреля. Один из двух сохранившихся на территории бывшего СССР экземпляров. Автор памятника — начальник штаба 216-го сапёрного батальона 19-го танкового корпуса капитан С. Ф. Коробкин.

На лицевой стороне постамента первоначально была надпись «Вечная память героям 19-го Перекопского Краснознамённого корпуса, павшим в боях за освобождение Крыма. Апрель — май», в дальнейшем он несколько раз реконструировался и перестаивался, а надпись на нём была расширена: «Слава защитникам и освободителям Крыма 1941—1944.»

Освобождение Симферополя в 1944 году

В годы Великой Отечественной войны, в 1941—1944 годах, Симферополь находился под немецко-румынской оккупацией. 8 апреля 1944 года в ходе Крымской наступательной операции советские войска приступили к освобождению Крыма, который оборонялся силами 17-й немецкой армии (в которую также входили и румынские части).

Для освобождения Симферополя приказом командующего 4-м Украинским фронтом генерала армии Ф. И. Толбухина была сформирована фронтовая подвижная группа под командованием заместителя командующего 51-й армией генерал-майора В. Н. Разуваева в составе 19-го танкового корпуса, двух полков 279-й стрелковой дивизии генерал-майора В. С. Потапенко и 21-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригады полковника Н. Д. Павлова.

12 апреля, преследуя отступающие немецко-румынские войска тремя колоннами, советские войска вышли в район Сарабуза (ныне посёлок Гвардейское), где находился крупный транспортный узел противника — аэродром и узловая железнодорожная станция. После ночной перегруппировки советские танковые части с ходу взяли его 13 апреля.

В ночь на 13 апреля две группы партизанского Северного соединения проникли в Симферополь и уничтожили казармы немецкого гарнизона. Затем утром в город вошли танки 79-й танковой бригады (полковник П. Архипов) и 101-й танковой бригады (подполковник М. Ф. Хромченко), а потом 27-я мотострелковая, 6-я гвардейская танковая бригады, а также партизаны 17-го и 19-го отрядов 1-й партизанской бригады (командир Ф. И. Федоренко) окончательно закрепили успех. Также в освобождении Симферополя принимали участие воины 279-й стрелковой дивизии и городские подпольные группы под руководством А. Н. Косухина и В. И. Бабия. Одновременно, группа партизан Якова Саковича, Фёдора Горбия атаковали противника в южной части города. Таким образом, к 16 часам Симферополь был полностью очищен от противника. Были захвачены большие трофеи, в том числе 10 железнодорожных эшелонов с вооружением, боеприпасами и военным имуществом. А также были взяты в плен свыше тысячи солдат и офицеров противника.

В 22:00 в Москве в честь освободителей Симферополя состоялся праздничный салют 20-ю артиллерийскими залпами из 224-х орудий, а 11-ти наиболее отличившимся частям и соединениям было присвоено почётное наименование «Симферопольских».

Танк-памятник

Работы по установке танка-памятника были начаты по инициативе начальника штаба 216-го сапёрного батальона 19-го танкового корпуса капитана С. Ф. Коробкина и продолжались с конца апреля по конец мая 1944 года. По воспоминаниям директора Крымского краеведческого музея ветерана войны В. Н. Бухаркина, бывшего в то время командиром подразделения 216-го сапёрного батальона, «его неиссякаемая энергия, знание дела, предприимчивость обеспечили возможность выполнения этого необычного задания… А ведь стройматериалов в городе не было». В. Н. Бухаркин со своими бойцами лично работал на установке монумента, а капитан С. Ф. Коробкин после окончания боевых действий «взял на себя, если так можно выразиться, идейное руководство сооружением».

В качестве памятника был выбран огнемётный танк ОТ-34 № 201, который, по некоторым сведениям, одним из первых вошёл в город 13 апреля. На лицевой части монумента была установлена металлическая плита с надписью: «Вечная память героям 19-го Перекопского Краснознамённого корпуса, павшим в боях за освобождение Крыма. Апрель — май». Под ней перечислены 19 фамилий. Среди них подполковник М. Ф. Хромченко, командир 101-й Сивашской танковой бригады, погибший под Севастополем. Один из авторов проекта памятника, капитан Н. С. Прудников, и. о. командира 216-го сапёрного батальона, погиб 27 апреля 1944 года в боях за освобождение Севастополя и также похоронен здесь же.

Внешние изображения
	[krymology.info/index.php/Файл:Танк_ОТ-34_в_сквере_Победы.jpg Первоначальный вид памятника]. [web.archive.org/web/20141230102323/krymology.info/index.php/Файл:Танк_ОТ-34_в_сквере_Победы.jpg Архивировано из первоисточника 30 декабря 2014].
	[photos.wikimapia.org/p/00/01/04/01/90_big.jpg Пионеры рядом с памятником]. [web.archive.org/web/20141230102600/photos.wikimapia.org/p/00/01/04/01/90_big.jpg Архивировано из первоисточника 30 декабря 2014].

3 июня 1944 года танк-памятник был торжественно открыт в Пионерском парке (ныне сквер Победы). Рядом с памятником находились могилы погибших танкистов, увенчанные пирамидками, а некоторые — огорожены дощатым заборчиком. Позднее в 1949 году их останки были перенесены на воинское кладбище Симферополя на улице Старозенитной.

Согласно эскизу памятника, для облицовки пьедестала и цоколя был выбран белый инкерманский камень. Вокруг памятника должны быть размещены 10 бетонных столбиков, соединённых между собой цепями. Однако по состоянию на 1945 год, монумент был обнесён оградой из столбиков, соединёнными металлическими трубами. В дальнейшем памятник несколько раз реконструировался и перестаивался. К 1969 году цельной плиты уже не было, а текст был набран металлическими буквами, размещёнными прямо на белой плиточной отделке. На башне появился бортовой номер 201, позднее также на правый бок башни был нанесён гвардейский знак.

16 января 2003 года в связи со строительством Александро-Невского собора при участии ветеранов и общественности Крыма танк-памятник был установлен на новый постамент и перенесён на несколько десятков метров в пределах сквера. Новый мемориальный комплекс был дополнен плитами с наименованиями частей, освобождавших Крым в 1944 году. Таким образом, в центре Симферополя в пределах сквера Победы помимо двух существующих памятников — героям Русско-турецкой войны и освободителям Крыма от немецко-фашистских захватчиков — был также построен кафедральный собор Святого Александра Невского, которые вместе образуют единый архитектурный ансамбль.

Также при рытье котлована для собора были обнаружены останки советских воинов, которых, как выяснилось, не перенесли в 1949 году. Они были перезахоронены на территории собора.

Хотя изначально монумент был установлен в честь воинов 19-го Краснознамённого Перекопского танкового корпуса, ныне он превратился в более абстрактный символ. Надпись на памятнике была расширена: «Слава защитникам и освободителям Крыма 1941—1944.» Заместитель директора Музея истории города Симферополя Л. Н. Вьюницкая считает, что это неверно: «Вместо того чтобы соорудить мемориал, достойный всех освободителей Симферополя, взяли и исказили этот памятник. Убрали захоронения, изменили первоначальный текст посвящения. А сейчас он вообще чуть ли не всем соединениям посвящён».

Внешние изображения
	[www.pravda.crimea.ua/uploads/assets/%D1%841_2.jpg Экипаж ОТ-34 в Бахчисарае, слева направо: Владимир Мельников, Алексей Ковбаса, Павел Заргарян] (14 апреля 1944). [web.archive.org/web/20141230102800/www.pravda.crimea.ua/uploads/assets/%D1%841_2.jpg Архивировано из первоисточника 30 декабря 2014].

Благодаря переписке местных историков с минскими ветеранами 19-го танкового корпуса также удалось выяснить, что установленный на постаменте танк имел огнемёт, а его модель — ОТ-34. Танки этого типа производились с 1942 года, а экипаж состоял из трёх человек (вместо четырёх в Т-34-76): командир танка — П. Т. Заргарян (командир танковой роты 432-го танкового батальона 101-й танковой бригады), механик-водитель — В. Я. Мельников и стрелок-радист А. С. Ковбаса.

• Tank T-34 Simferopol.jpg

  Танк-памятник ОТ-34 в сквере Победы города Симферополя

Мемориальные плиты

• Commemorative plaque 1 (OT-34 in Simferopol).jpg
• Commemorative plaque 2 (OT-34 in Simferopol).jpg
• Commemorative plaque 3 (OT-34 in Simferopol).jpg
• Commemorative plaque 4 (OT-34 in Simferopol).jpg
• Commemorative plaque 5 (OT-34 in Simferopol).jpg

• Commemorative plaque 6 (OT-34 in Simferopol).jpg
• Commemorative plaque 7 (OT-34 in Simferopol).jpg
• Commemorative plaque 8 (OT-34 in Simferopol).jpg
• Commemorative plaque 9 (OT-34 in Simferopol).jpg
• Commemorative plaque 10 (OT-34 in Simferopol).jpg

Документальные фильмы

• Танк Победы. 2013. Музей истории города Симферополя (подг. Л. Н. Вьюницкой, А. А. Эйлером, Э. С. Изетовым).

Литература

• Шаповалова С., Барбух В., Вьюницкая Л. [www.crimea.ru/item_info_big.htm?id=677 Памятник-танк] // Крым. Памятники славы и бессмертия. — Симферополь: Таврия, 1985. — 240 с. — 20 000 экз.

Ссылки

• Алёна Попова. [gazeta.crimea.ua/articles/pamyatnik-tank-postavili-osvoboditeli-simferopolya-sebe-5426 Памятник-танк поставили освободители Симферополя. Себе]. Крымская газета (13.04.2013). Проверено 29 декабря 2014. [web.archive.org/web/20141229125851/gazeta.crimea.ua/articles/pamyatnik-tank-postavili-osvoboditeli-simferopolya-sebe-5426 Архивировано из первоисточника 29 декабря 2014].
• [www.novoross.info/people/12014-v-krymskoy-stolice-otkrylas-vystavka-posvyaschennaya-osvobozhdeniyu-simferopolya-foto.html В крымской столице открылась выставка, посвященная освобождению Симферополя]. Новоросс.info (13.04.2012). — фото. Проверено 29 декабря 2014. [web.archive.org/web/20141230102954/www.novoross.info/people/12014-v-krymskoy-stolice-otkrylas-vystavka-posvyaschennaya-osvobozhdeniyu-simferopolya-foto.html Архивировано из первоисточника 30 декабря 2014].
• [youtube.com/watch?v=RrFuT3T9wuE 9 мая 2014 года у танка-памятника] на YouTube — возложение венков официальными лицами Крымского руководства и парад победы.

Отрывок, характеризующий Танк-памятник освободителям Симферополя

– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.