Таой

Тао́й (вьетн. Người Tà Ôi) — мон-кхмерский народ группы горных кхмеров, проживающий на территории центрального Вьетнама и Лаоса.

Язык

Говорят на языке таой, относящемся к катуйской группе мон-кхмерской ветви австроазиатской семьи языков (Бобылёва 1999: 113).

Численность

Численность составляет 63 тыс. человек (Бобылёва. М. 1999: 113).

Расселение

Народ таой живёт во Вьетнаме (провинции Тхыатхьен-Хюэ и Куангчи) и Лаосе (провинции Саваннакхет, Салаван, Секонг, Тямпасак) (Ледков 2000: 38).

Тип хозяйства

Занимаются ручным подсечным земледелием — выращивают рис, кукурузу, клубнеплоды, овощи, животноводством — разводят буйволов и быков, в основном на продажу, и собирательством. В Лаосе таой начали выращивать кофе. Ремёсла развиты слабо (Ледков 2000: 38).

Поселение таой имело круговую планировку с общинным домом в центре. Жилища двух типов: свайные и наземные. Крыша овальной формы с богатыми коньковыми украшениями в форме птичьих голов. У таой сохранились длинные дома (до 100 м). Пространство вдоль стен отведено под небольшие «комнаты» для малых семей. По центру — узкий коридор, в котором живут несколько семейных пар (Бобылёва 1999: 114).

Семья

Семья малая, иногда расширенная. Брак патрилокальный. Распространены кросскузенные браки. Счёт родства билатеральный или патрилинейный (Бобылёва 1999: 113).

Библиография

• Бобылёва О. Н. Таойх// Народы и религии мира / Глав. ред. В. А. Тишков. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1999. С. 113—114.
• Ледков А., Шрестха, Кришна, Пракаш. Вьетнам: на пороге нового века. // Азия и Африка сегодня.: Ежемес. науч. и обществ. -полит. Журн., 2000, № 11.- М., 2000. — С. 38 — 43, фотогр.

Отрывок, характеризующий Таой

Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»