Телятевские
Поделись знанием:
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
Эта статья — о дворянском роде. О носителях фамилии см. Телятевский.
Князья Теля́тевские — отрасль князей Микулинских, владельцы Телятевского удела. Последние в мужском колене потомки князей Тверских.
Потомок Рюрика в XVII колене, князь Фёдор Александрович Телятевский, второй сын князя Александра Фёдоровича Микулинского, живший в первой половине XV века, был родоначальником князей Телятевских.
- Старший сын его князь Михайло Фёдорович (ум. 1510) был боярином сначала у тверского князя, а затем получил боярство и от Ивана III.
- Сын Михаила Фёдоровича Иван Михайлович Меньшой имел прозвище Ватута, а его потомки назывались Ватутины (в ряде источников «Вашутины»).
- Сын Ивана Михайловича по имени Пётр упоминается в качестве боярина в 1563-1565 гг.
- Второй сын Ивана Михайловича по имени Василий - опричный воевода, который руководил обороной Полоцка от Стефана Батория в 1579 году.
- Старший сын Петра Ивановича по имени Андрей - сын боярский и голова, затем опричный воевода.
- Внук предыдущего, князь Андрей Андреевич по прозвищу Хрипун, пожалованный Борисом Годуновым в бояре (1600), упомянут в числе перешедших на сторону самозванца Петрушки. Одним из его крепостных был Иван Болотников.
- У последнего был сын Фёдор Андреевич, стольник и воевода в Астрахани, где и умер в 1645 году. Похоронен в Кирилло-Белозерском монастыре, в Епифаньевской усыпальнице. С его смертью пресёкся род князей Телятевских.
- Ирина Андреевна (1605-84), сестра последнего князя Телятевского, замужем за Яковом Никитичем Головиным.
- Внук предыдущего, князь Андрей Андреевич по прозвищу Хрипун, пожалованный Борисом Годуновым в бояре (1600), упомянут в числе перешедших на сторону самозванца Петрушки. Одним из его крепостных был Иван Болотников.
- Старший сын Петра Ивановича по имени Андрей - сын боярский и голова, затем опричный воевода.
- Сын Михаила Фёдоровича Иван Михайлович Меньшой имел прозвище Ватута, а его потомки назывались Ватутины (в ряде источников «Вашутины»).
От племянника Михаила Фёдоровича боярина Ивана Андреевича по произвищу Пунко происходят князья Пунковы (извелись в первом же поколении).
- Его сын Семён Иванович Пунков — активный участник казанских походов, пожалован в бояре в 1549 г., от брака с Евдокией детей не имел.
В документах конца XVI и начала XVII вв. многие из Телятевских проходят как «Микулинские», т.к. после смерти последнего князя Микулинского в 1544 г. по какой-то салической традиции унаследовали родовое владение Микулин.
Источники
- Телятевские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- А. Б. Лобанов-Ростовский. «Русская родословная книга» (1895). Часть 2, стр. 293.
- История родов русского дворянства: В 2 кн. / авт.-сост. П. Н. Петров. — М.: Современник; Лексика, 1991. — Т. 1. — С. 256-257. — 50 000 экз. — ISBN 5-270-01513-7.
| ||||||
Напишите отзыв о статье "Телятевские"
Отрывок, характеризующий Телятевские
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
