Тихвин (станция)
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Координаты: 59°38′36″ с. ш. 33°30′34″ в. д. / 59.64333° с. ш. 33.50944° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.64333&mlon=33.50944&zoom=16 (O)] (Я)
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 6 июля 2015 года. |
Станция Тихвин Вологодское направление | |
| Октябрьская железная дорога | |
 Вокзал | |
| Отделение ж. д.: |
Волховстроевское отделение |
|---|---|
| Дата открытия: |
1904 |
| Тип: |
узловая товарно-пассажирская |
| Количество платформ: |
4 |
| Количество путей: |
10 |
| Форма платформ: |
прямая |
| Расположение: |
г. Тихвин |
| Расстояние до Санкт-Петербурга: |
200 км |
|
720 (Через Чудово и Волховстрой-I) км | |
| Код в АСУЖТ: |
[osm.sbin.ru/esr/esr:047505 047505] |
| Код в «Экспресс-3»: |
2004669 |
Ти́хвин — железнодорожная станция Октябрьской железной дороги в городе Тихвин (Ленинградская область). Расположена на 200-м километре железнодорожной линии Санкт-Петербург — Волховстрой-I — Тихвин — Череповец — Вологда.
Первоначально станция была в составе Петербурго-Вологодской ж. д., с 1907 — Северных железных дорог, затем в составе Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги (до 2010 г. — в составе Волховстроевского отделения).
История станции
Строительство железной дороги
Проектирование
- Идея постройки Северной железной дороги Санкт-Петербург — Вологда витала в воздухе 30 лет. Еще в 1870 году изыскатели Волоцкий, Каменщиков, Сорокин и Ланской составили подробную карту, снабдив её «Запиской о железной дороге к Вологде». По ряду причин в то время проект реализован не был.
- Только через тридцать лет, когда железнодорожное сообщение с Вологдой стало актуальным и приобрело более важный смысл в связи с основанием великого сибирского пути — Транссибирской магистрали, — старый проект, извлеченный из недр архива Института путей сообщения, стали дорабатывать.
- Прослышав об этом, тихвинцы заволновались, опасаясь, что железная дорога пройдет мимо. Ведь горожане, находящиеся на расстоянии 131,5 верст от Николаевской железной дороги и 80 верст от пароходной пристани на реке Сясь, были вынуждены для сообщения с губернским центром и столицей пользоваться почтовыми трактами. Такие путешествия стоили дорого, были хлопотными и занимали много времени.
- Тихвинская Городская Дума ходатайствовала перед правительством о том, чтобы планируемая дорога Санкт-Петербург — Вологда — Вятка непременно пролегла через Тихвин. В подкрепление своей просьбы тихвинцы на специальном заседании Городской Думы обязались бесплатно отвести нужный для вокзала участок городской земли размером 85 десятин.
- Проведя экономические расчеты, члены правительства высказали свои соображения государю, и 5 мая 1901 года Николай II утвердил направление железнодорожной линии Санкт-Петербург — Вятка через Тихвин и Вологду.
- Мало того, 1 сентября 1901 года он подписал указ об отчуждении земель для строительства железной дороги за вознаграждение. По ходатайству настоятеля Тихвинского Большого монастыря архимандрита Иоанникия был отведен участок для постройки вблизи вокзала монастырской часовни.
- На заседании Городской Думы были избраны депутаты для поднесения министру финансов С. Ю. Витте, министру путей сообщения князю М. И. Хилкову и череповецкому городскому голове И. А. Милютину дипломов на звание почётного гражданина города Тихвина за содействие осуществлению строительства С.-Петербургско — Вятской железной дороги через Тихвин. В Большом монастыре был отслужен молебен перед Тихвинской иконой Божией Матери с благодарением Господа Бога и пожеланием многолетия государю императору.
Строительство
- К строительству Северной железной дороги Санкт-Петербург — Вологда — Вятка приступили в ноябре 1901 года. Начать работы осенью побудило то обстоятельство, что восточные губернии России тогда пострадали от неурожая. Поэтому решено было привлечь на строительство дороги голодающих крестьян из Казанской губернии, в основном татар. Они начали прибывать на станцию Чудово Николаевской железной дороги с ноября 1901 года. Партиями по 500 человек татары шли до Тихвина пешком, преодолевая более 130 верст за пятеро суток. По прибытии в Тихвин татар сразу вели в баню, затем кормили, расселяли по тёплым баракам и крестьянским семьям. Всего в Тихвинский уезд прибыло тогда около 2000 человек.
- Подготовительные работы, такие, как рубка просек, устройство временных дорог по болотам, прокладка каналов для их осушения, были закончены к середине марта 1902 года. Это позволило ранней весной начать земляные работы.
- На смену татарам, отправленным на родину, стали приезжать инженеры, техники, подрядчики, потянулись партии рабочих-землекопов из Виленской, Гродненской, Смоленской, Рязанской и Киевской губерний. Распределенные по участкам, они принялись за устройство земляных насыпей под полотно железной дороги. За лето было выполнено до 75 процентов этих работ. На всем протяжении линий установлены телеграфные столбы, произведена подготовка к строительству мостов. Все лето шел подвоз необходимых материалов. Большинство из них — цемент, камень, тёс, рельсы — доставлялось по Тихвинской водной системе. Вблизи города были построены кирпичные заводы и пункты по производству шпал. До сих пор район на западе Тихвина носит название Шпалорезка.
- Строительство всей железной дороги Санкт-Петербург — Вологда — Вятка велось под руководством начальника строительства инженер-генерала В. А. Саханского. Грандиозные по тому времени сооружения — мосты через Волхов и Шексну — возводили инженеры В. А. Фесенков и И. Ф. Пальмгрен. В начале XX века эти фамилии были на устах у каждого тихвинца. С огромным интересом воспринимали горожане все, что было связано с постройкой железной дороги.
- На станциях Тихвин, Бабаево и Череповец появились вокзалы-близнецы. В них имелось по два зала ожидания (для пассажиров первого, а также второго и третьего классов), буфет, кабинеты для начальника станции и жандарма, а также ватер-клозеты, причём только для дам.
- Около вокзала открывались разного рода торговые заведения: казённая винная лавка, портерная, чайная, закусочная и, наконец, мелочные лавки. Были построены даже никогда не бывалые здесь торговые бани. Устроители станции Тихвин стремились учитывать все потребности будущих пассажиров и тех, кто станет обслуживать железную дорогу. А она все приближалась к Тихвину.
- Сестра поэта Всеволода Рождественского Ольга Александровна в своих воспоминаниях пишет:
Полустанок Черенцово находился в двух-трёх верстах от нашей дачи. Знакомая тропинка вела через берёзовый мостик к насыпи и большому железнодорожному мосту через Лунёнку. Странно было видеть это могучее сооружение современной техники в таком глухом лесу. «Великий Сибирский путь» только что проложили, и я помню, как крестьяне рассказывали: когда шёл первый поезд из Петербурга, медведь появился из леса, встал на дыбы и с рёвом ринулся навстречу поезду (которым и был задавлен).
- Как описывает прибытие первых поездов в Тихвин 100 лет назад местный общественный деятель и литератор Леонид Иванович Григорьев:
Прибытие первых поездов составило для тихвинцев целое событие. На станции Тихвин и по полотну дороги образовались целые партии гуляющих, с нетерпением поджидавших прибытие паровоза, что последовало 2 июня 1904 года. Поезд, состоявший из локомотива с тендером, багажного вагона и до десяти открытых платформ, нагруженных рельсами, болтами, железными скрепами, гайками и пр. принадлежностями рельсовых сооружений, медленно двигался вслед за партией рабочих, укладывавших рельсы. Прокладку последних производила партия рабочих в 60 человек, в сутки ими укладывалось от 2 до 3 вёрст.
Несмотря на постоянную сырость и дожди, заметно влияющие на ход дела, постройка С.-Петербургско — Вятской железной дороги в пределах Тихвинского участка быстро близится к полному окончанию. В Тихвин, начиная со 2 июня, ежедневно приходят и уходят рабочие поезда, оглашающие по ранним утрам и вечерам воздух пронзительным, непривычным по здешним местам, рёвом паровиков и шумом двигающихся колёс. Рельсовый путь проложен далеко уже за Тихвин и в августе у станции Сомина (Ефимовская. — Л. В.) будет сомкнут с рельсами, укладываемыми со стороны Череповца. Таким образом, не позже осени текущего года, Тихвин будет иметь беспрерывное рельсовое сообщение на запад с С.-Петербургом, а на восток с Череповцом, а за ним и с Вологдою. Станционные сооружения на всём Тихвинском участке заканчиваются отделкою. Наиболее красиво выглядит большое каменное здание вокзала станции Тихвин; оно имеет 35 саж. и особую каменную запасную пристройку для кухни, которая, в случае необходимости, может быть употреблена для расширения вокзала. Рядом с вокзалом возвышается изящная каменная часовня в московско-византийском стиле, сооружаемая Тихвинским Большим монастырём, в которой во время остановки пассажирских поездов будут служить молебны пред образом Божией Матери. Остальные станционные сооружения совершенно готовы, за исключением большого каменного паровозного здания на 8 локомотивов, которое строится рядом с водопроводной башней. Пред вокзалом будет разбит сквер, от которого намечается выезд в город. К устройству последнего ещё не приступлено. Против самого вокзала лежит второстепенная Новгородская улица, довольно узкая и не мощёная; главная же трактовая улица Павловская лежит несколько левее. Не подлежит никакому сомнению, что городское общественное управление выездным путём с вокзала сделает Павловскую улицу, как более видную и широкую и к тому же занимающую против Новгородской улицы повышенное положение, вследствие чего она всегда будет чище и суше Новгородской. Для этого придётся соединить её с вокзальной площадкой небольшим боковым проездом, сооружение которого стоит сущие пустяки.
- За 1904—1905 год возвели деревянные бараки для проживания железнодорожников, бетонированные погреба-холодильники, амбулаторию, склады, пакгауз, стрелочные будки, водонапорную башню, мастерские, паровозное депо на 8 локомотивов. Цифры, обозначающие год его постройки — 1904, и сейчас можно различить на верхней части фасада депо. Все эти сооружения строились по типовым проектам. Это позволяло применить одни и те же детали на всем протяжении линии и ускорить строительство железной дороги.
Открытие движения
- Движение пассажирских поездов на всем протяжении пути Санкт-Петербург — Вологда — Вятка открылось 1 января 1906 года.
Теперь одним из любимых развлечений тихвинцев стали прогулки на вокзал. Для горожан было в диковинку смотреть на маневровые поезда, так называемые «кукушки», оглашавшие ближайшие окрестности коротким пронзительным свистом, и на то, как разворачивали на поворотном круге паровоз. Мальчишек было отсюда не отогнать! А сколько новых специальностей появилось в городе: машинист, помощник машиниста, кочегар, стрелочник, кондуктор… Отныне с железной дорогой, с вокзалом были связаны все события, происходившие в городе.
Новейшая история
- В 1987 году проложен второй путь, станция расширена и реконструирована.
Шли годы. Здание вокзала ветшало. В 1990 году началась его реставрация, которая продолжалась пять лет. Сделав значительную перепланировку внутри, фасад восстановили почти в том же виде, в котором он предстал перед тихвинцами в начале века и каким его запечатлел на своей фотографии А. М. Кузнецов. Рядом построили два современных корпуса. Очень жаль, что при этом снесли изящную каменную часовенку в русско-византийском стиле, уничтожив тем самым одну из достопримечательностей Тихвина. Эта потеря значительно обеднила эстетическое восприятие вокзала, который был и остается местом встреч и расставаний, местом, где человек чувствует себя совершенно по-особенному, ведь вокзал — это всегда начало чего-то нового. Люди ставили в часовне свечку, чтобы начало это было удачным: то ли дальняя дорога, то ли возвращение.
- В 2004 году здание вокзала было капитально отремонтировано, перрон вымощен тротуарной плиткой.
- Именно сюда, на Тихвинский вокзал, 8 июля 2004 года прибыл железнодорожный состав, в котором находилась возвращённая из Чикаго святыня православного мира Тихвинская икона Божией Матери.
Инфраструктура
От станции отходит неэлектрифицированная однопутная ветка на Будогощь.
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Пассажирские перевозки
Пригородные поезда
Электропоезда
От Тихвина отправляются электропоезда в двух направлениях:
- Бабаево - Тихвин — Волховстрой 1 — Санкт-Петербург (Ладожский вокзал).
- Тихвин — Пикалёво — Бабаево.
Поезд на тепловозной тяге
- Тихвин — Будогощь.
Поезда дальнего следования
На станции останавливаются все проходящие через неё поезда дальнего следования, идущие в Санкт-Петербург, Екатеринбург, Вологду, Бабаево, Архангельск, Шарью, Челябинск, Воркуту, Котлас, Тюмень и другие города.
Круглогодичное обращение поездов
| № поезда | Маршрут движения | № поезда | Маршрут движения |
|---|---|---|---|
| 9 | Архангельск — Санкт-Петербург | 10 | Санкт-Петербург — Архангельск |
| 13 "Новокузнецк" | Новокузнецк — Санкт-Петербург | 14 "Новокузнецк" | Санкт-Петербург — Новокузнецк |
| 71 | Екатеринбург — Санкт-Петербург | 72 | Санкт-Петербург — Екатеринбург |
| 73 | Тюмень — Санкт-Петербург | 74 | Санкт-Петербург — Тюмень |
| 191 | Челябинск — Санкт-Петербург | 192 | Санкт-Петербург — Челябинск |
| 387 | Воркута — Санкт-Петербург | 388 | Санкт-Петербург — Воркута |
| 391 | Микунь — Санкт-Петербург | 392 | Санкт-Петербург — Микунь |
| 617 "Белые ночи" | Вологда — Санкт-Петербург | 618 "Белые ночи" | Санкт-Петербург — Вологда |
Сезонное обращение поездов
| № поезда | Маршрут движения | № поезда | Маршрут движения |
|---|---|---|---|
| 123 | Шарья — Санкт-Петербург | 124 | Санкт-Петербург — Шарья |
- [rasp.yandex.ru/station/9603162?span=schedule Расписание поездов дальнего следования] на Яндекс.Расписания
- [rasp.yandex.ru/station/9603162?type=suburban&direction=all&span=schedule Расписание пригородных поездов] на Яндекс.Расписания
Напишите отзыв о статье "Тихвин (станция)"
Отрывок, характеризующий Тихвин (станция)
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
