Тревизано, Джованни Баттиста

Джованни Баттиста Тревизано (вторая половина XV века) — секретарь сената и дипломат Венецианской республики. Венеция проявляла дипломатическую активность в отношении хана Большой Орды Ахмата. Основной целью этой политики венецианцев был поиск мощного союзника, который помог бы остановить продвижение турецкого султана Мехмеда II. В 1470 году сенат заслушал доклад авантюриста Джованни-Баттисты делла Вольпы (Иван Фрязин в русских летописях), который доносил о возможности Ахмата выставить 200 000 воинов. В 1471 году сенат послал к Ахмату Джованни Баттисту Тревизано с предложениями антитурецкого союза, но посол был на три года задержан в Москве и прибыл к Ахмату только в 1474 году. За это время Делла Вольпе совершил ещё одну поездку к хану и в 1472 году докладывал о готовности хана начать боевые действия против турок через Венгрию при условии ежегодной выплаты 10000 дукатов и единовременной выплаты 6000 дукатов. Сенат скептически отнесся к этому докладу. Однако, когда в 1476 году в Венецию вернулся Тревизано с двумя послами от Ахмата, сенат принял предложение начать войну с Турцией через Дунай и вновь послал Тревизано с 2 000 дукатов. Вместе с тем, против этого мероприятия решительно выступил король Польши Казимир IV, который, видимо, был против действий Ахмата через его территории в Северном Причерноморье. В 1477 году сенат отозвал Тревизано, который успел доехать только до Польши.

Источник

• Почекаев Р. Ю. Цари ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды. — СПб.: Евразия, 2010. — 408 с. — ISBN 978-5-91852-010-9.

Отрывок, характеризующий Тревизано, Джованни Баттиста

– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.