Триггви Тоурхальссон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Триггви Тоурхальссон
исл. Tryggvi Þórhallsson<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
премьер-министр Исландии
28 августа 1927 — 3 июня 1932
Монарх: Кристиан X
Предшественник: Йоун Торлаукссон
Преемник: Аусгейр Аусгейрссон
 
Рождение: 9 февраля 1889(1889-02-09)
Смерть: 31 июля 1935(1935-07-31) (46 лет)
Партия: Прогрессивная партия
Образование: Университет Исландии
 
Награды:

Три́ггви То́урхальссон, исл. Tryggvi Þórhallsson (9 февраля 1889 — 31 июля 1935) — исландский политический деятель, представлявший либеральную Прогрессивную партию (исл. Framsóknarflokkinn). Премьер-министр Исландии с 28 августа 1927 до 3 июня 1932 года.



Биография

Триггви Тоурхальссон был сыном епископа Тоурхадлура Бьярнарсона. Завершил получение среднего образования (stúdentspróf) в 1908 году в Рейкьявикской гимназии (исл. Menntaskólinn í Reykjavík), старейшей гимназии страны, после чего год отучился в Копенгагене и затем поступил в Университет Исландии на богословский факультет, который закончил в 1912 году. После его окончания в течение года преподавал закон божий в Рейкьявике, с 1913 по 1917 год был священником в Хестуре и Боргарфьордуре. С 1916 по 1917 год он параллельно с этим был профессором богословия в Университете Исландии. Затем на протяжении 10 лет, до 1927 года, Торхальссон был главным редактором газеты Tíminn.

Его политическая карьера началсь в 1923 году, когда он стал кандидатом от Прогрессивной партии (Framsóknarflokkurinn) на выборах депутатов альтинга (исландский парламент); он был избран депутатом от Страндасислы.

28 августа 1927 года он сменил Йоуна Торлаукссона на посту премьер-министра Исландии и сформировал первое правительство Прогрессивной партии, действовавшее до 3 июня 1932 года, председателем которого в 1927 году стал он сам. В 1931 году он распустил альтинг, когда депутаты собирались вынести вотум недоверия правительству. Одной из причин этого была идея правительства провести реформу избирательной системы, увеличив число членов парламента от Рейкьявика за счёт сокращения числа депутатов от сельских территорий (мотивируя это ростом города и стремлением к пропорциональному представительству в парламенте). На последовавших выборах, тем не менее, Прогрессивная партия всё равно получила большинство в парламенте — 35 %, что позволило ей сформировать очередное правительство[1].

В период его руководства страной он занимал до 20 апреля 1931 года и затем вновь — начиная с 20 августа 1931 года — пост министра промышленности (atvinnumálará ð herra). Наряду с этим он был с 8 декабря 1928 до 7 марта 1929 года министром финансов (fjármálará ð herra), а с 20 апреля по 20 августа 1931 года — также министром юстиции и министром по делам религии (dóms-og kirkjumálará ð herra)[2]. Как премьер-министр он также отвечал за внешнеполитические дела, поскольку Исландия, будучи формально частью Дании (с 1918 года Исландия находилась в унии с Данией, которая была ответственна за её внешнюю политику и оборону), не имела собственного министерства иностранных дел[3]. После землетрясения 1934 года, которое разрушило большую часть Дальвика, он в качестве премьер-министра организовал отдельный комитет по ликвидации его последствий[4][5]. В период его пребывания в должности велось также обширное городское строительство, финансируемое за государственный счёт[6].

3 июня 1932 года на посту премьер-министра и председателя Прогрессивной партии его сменил соратник по партии и деверь[уточнить] Аусгейр Аусгейрссон. После этого Тоурхальссон до момента смерти был председателем правления образованного 1 июля 1930 года исландского банка Búna ð arbanki Íslands[7]. В 1933 году Тоурхальссон вышел из Прогрессивной партии и основал собственную партию, Bændaflokkinn (букв. «Партия фермеров»), от которой на выборах 1934 года три человека избрались в альтинг, однако сам Триггви Тоурхальссон проиграл выборы в Страндасисле вскоре ставшему премьер-министром Херманну Йоунассону. После этого он фактически ушёл из политики, имея к тому же проблемы со здоровьем, а год спустя умер.

Напишите отзыв о статье "Триггви Тоурхальссон"

Примечания

  1. [www.mbl.is/mm/gagnasafn/grein.html?grein_id=27057 Tryggvi Þórhallsson, aldarminning; Grein í Morgunblaðinu 9. febrúar 1989]
  2. [www.stjornarrad.is/rikisstjorn/nr/113 Kabinett Tryggvi Þórhallsson]
  3. [www.mfa.is/minister/former-minsters/ Homepage des Außenministeriums]
  4. [www.julli.is/earthquake_uk.htm Earthquake in Dalvík 1934 (Englisch, mit Fotografien)]
  5. [www.julli.is/1934/earthquake_ger.htm Erdbeben in Dalvík 1934 (Deutsch, ohne Fotografien)]
  6. [www.borg.hi.is/The%20Formation%20of%20Urban%20Housing%20Policy%20in%20Iceland.pdf Sveinsson, Jon Runar: «The Formation of Urban Houseownership Policy in Iceland», 2004]
  7. [www.timarit.is/titlebrowse.jsp?issueID=406969&pageSelected=2&lang=0 Tryggvi Þórhallsson, bankastjóri; andlátsfregn í Morgunblaðinu 1935]
Предшественник:
Йон Торлакссон
Премьер-министр Исландии
1927–1932
Преемник:
Аусгейр Аусгейрссон
Предшественник:
Торлейфур Йонссон
Председатель Прогрессивной партии
1928–1932
Преемник:
Аусгейр Аусгейрссон


Отрывок, характеризующий Триггви Тоурхальссон

– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.