Тюфякин, Григорий Васильевич
| Григорий Васильевич Тюфякин | |
| Принадлежность | |
|---|---|
| Звание | |
Служба
В апреле 1613 года по царскому указу стольник князь Григорий Васильевич Тюфякин выступил из Брянска в поход против мятежного атамана Ивана Заруцкого и его казаков. В 1614 году находился на воеводстве в Брянске.
14 апреля 1616 года при приезде английского посла князь Г. В. Тюфякин был послан звать его к царскому столу и относил также к нему «стол государев». В 1617 году — воевода в Путивле.
В 1618 году князь Г. В. Тюфякин был назначен товарищем (заместителем) князя Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского, а затем отправлен в Ярославль в товарищи к князю Ивану Борисовичу Черкасскому для сбора ратных людей.
В декабре 1618 года князь Григорий Тюфякин был отправлен в Устюжский уезд, где на Железном Борку разбил большой польско-литовский отряд, взяв в плен двести человек с их начальником Яцким.
19 января 1621 года князь Г. В. Тюфякин ездил к персидскому, а 26 февраля 1622 года к турецком послам «со столом государя». 10 апреля 1621 года был назначен воеводой в крепости Крапивна. В 1623-1624 годах — воевода в Белгороде.
Летом 1625 года князь Григорий Васильевич Тюфякин во главе русского посольства был отправлен по Волге к персидскому шаху Аббасу Великому. Шах жаловался на него, что он по его требованию не прислал вовремя кречетов, а потом принёс только двух, да птичьи хвосты, а также не пошёл смотреть конские учения. За всё это он наказан не был, но за то, что за столом шаха не допил чашу за здоровье царя, за что полагалась смертная казнь, он только отсидел в тюрьме и у него были отобраны поместья и вотчины. Находясь в Ардебиле, русский посол Г. В. Тюфякин велел украсть татарского мальчика и продал его в Кумыкии, где украл девку и вывез её тайком, положивши в сундук.
Напишите отзыв о статье "Тюфякин, Григорий Васильевич"
Литература
- Богуславский В. В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия : в 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2005 г.
Отрывок, характеризующий Тюфякин, Григорий Васильевич
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
