Тяжёлые крейсера типа «Канариас»
Тяжёлые крейсера типа «Канариас» — единственный тип тяжёлых крейсеров испанского военно-морского флота. Всего было построено 2 единицы: «Канариас» (Canarias), «Балеарес» (Baleares).
История создания
Конструкция
Служба
«Канариас» — заложен 15 августа 1928 г., спущен 28 мая 1931 г., вошёл в строй 18 сентября 1936 г. Служил флагманским кораблём франкистского флота и потопил 34 корабля и судна, включая республиканский эсминец «Альмиранте Фернандис» и советский транспорт «Комсомол».
«Балеарес» — заложен 15 августа 1928 г., спущен 20 апреля 1932 г., вошёл в строй в конце 1936 г., потоплен 6 марта 1938 г. у м. Палос.
6 марта 1938 года к северо-востоку от Картахены близ мыса Палос произошел бой между эскадрами сторонников Франко — крейсеры «Балеарес», «Канариас», «Альмиранте Сервера» и 4 эсминца и Республиканским флотом — крейсеры «Либертад», «Мендес Нуньес» и 9 эсминцев.
В 0.40 эсминец республиканцев «Санчес» обнаружил франкистские корабли и, сообщив об этом флагману, дал по ним двухторпедный залп. Атака оказалась безуспешной.
В 2.15 республиканские эсминцы «Санчес», «Антекера» и «Лепанто» выпустили соответственно 4, 5 и 3 торпеды по вражеским крейсерам, а «Либертад» вступил в артиллерийскую перестрелку с «Балеаресом» и «Канариасом». Три торпеды «Санчеса» угодили в «Балеарес». Одна торпеда «Лепанто» попала в «Канариас».
Флагманский крейсер «Балеарес» затонул. Франкистская эскадра вышла из боя.
Оценка проекта
Напишите отзыв о статье "Тяжёлые крейсера типа «Канариас»"
Примечания
- ↑ Тактико-технические данные «Канариаса» на 1941 г.
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1910—2005. — Минск, Харвест, 2007.
- Патянин С. В. Дашьян А. В. и др. Крейсера Второй мировой. Охотники и защитники — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1945.- Annapolis, Maryland, U.S.A. : Naval Institute Press, 1996.
- M. J. Whitley. Cruisers of World War Two. An international encyclopedia. — London, Arms & Armour, 1995.
- Smithn P.C. Dominy J.R. Cruisers in Action 1939—1945. — London: William Kimber, 1981.
Отрывок, характеризующий Тяжёлые крейсера типа «Канариас»
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
