Улица Богдана Хмельницкого (Луцк)
| Улица Богдана Хмельницкого Луцк | |
 | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Регион | |
| Город | |
| Район |
Центральный |
| Прежние названия |
Староволодимирская, Романовская, Генриха Сенкевича, Леси Украинки |
Улица Богдана Хмельницкого (укр. Вулиця Богдана Хмельницького) — одна из основных центральных улиц Луцка, с односторонним движением. Начинается на центральной Театральной площади и спускается к площади Братский Мост, в историко-культурном заповеднике.
Содержание
Древняя история
Нынешняя улица Богдана Хмельницкого состоит из нескольких бывших улиц, которые развивались в разное время и по-своему. Именно поэтому в различных участках улица имеет разную плотность и давность застройки.
Основную часть улицы составляет направление, которое начало формироваться ещё в княжеские времена в Заглушецком пригороде. Здесь была плотная жилая застройка, представлена остатками полуземляночных сооружений [1]. Первое известное название улицы — Староволодимирская. Она была одним из основных направлений на север рядом с Пречистенской улицей. Староволодимирская улица вела от торговой площади возле Глушецкого моста к воротам укрепленного участка луцких северных окраин — Помостичив [2]. По ней происходила связь Луцка с Владимиром, откуда и название улицы. У дороги, которая шла за укреплениями далее на Владимир, располагалось еврейское кладбище. В XVI в. эта дорога, которая была продолжением Староволодимирской улицы вне Помостичамы, разделилась на два направления — собственно владимирское (улица Ивана Франко) и западное (частично улица Шевченко), которое вело к Чернчицкой переправе по реке Стыр в село Чернчици. В этом же веке уже существовала церковь Воскресения Христова, которая располагалась за городскими укреплениями рядом с воротами на Староволодимирской улице. В 1607 г. церковь развалилась и один из её колоколов перешёл к Пречистенскому монастырю [3].
XIX века
Хотя застройка территории за северными укреплениями города началась еще в XVI в., но официально город расширился на север лишь в начале XIX в. В 1803 г. Началась ликвидация укреплений. Улицу Нижнюю, которая от бывших Малых ворот до Дубновской (теперь Леси Украинки) шла вдоль укреплений перпендикулярно Староволодимирской, присоединили к этой улице. А в середине века к ней присоединили уже другую улицу — Госпитальную, которая от Парадной площади (теперь площадь Театральная) спускалась к еврейскому кладбищу. Нижний конец улицы упирался в Дубновскую тем участком, который сегодня является отрезком улицы Сенатор Левчановской [4].
Располагаясь достаточно близко к центральной улице тогдашнего Луцка Шосовои, Староволодимирькая переняла те же тенденции развития. В XIX в. здесь возводились многие коммерческие, офисных, жилые дома кирпичного и других стилей. Фасады домов привлекал разнообразной пластикой кирпичного стиля, разные декорные элементы сооружений никогда не повторялись, что придавало каждому дому оригинальность. Кованые козырьки, перила балконов, откосы окон, т.п. создавали впечатление единого ансамбля улицы. Наряду с этими домами располагались и несколько одноэтажных зданий ранних веков.
ХХ века
В 1913 г. улицу переименовали в Романовскую, а в 1920 г. — Генрика Сенкевича. Улица Сенкевича была довольно людной. Здесь располагалось почтовое отделение, одно из помещений Луцкой украинской гимназии (где преподавали Модест Левицкий, Ярослав Галан), Волынский музей, управления староства, офис PZU, магазинчики и т. д. На этой улице в то время проживала семья Липинских. В 1924 г. здесь был построен Луцкий городской театр имени Юлиуша Словацкого. Сначала его центральный вход был с другой улицы, а на Сенкевича выходил боковой фасад. После войны помещение переделали. В театре ставили пьесы Мольера, Шоу, Словацкого, Шекспира, Запольской и других авторов. В 1941 г. улицу переименовали на Леси Украинки, а в 1958 г. — Богдана Хмельницкого. Здесь в одном из старых домов временно размещался Дворец пионеров. Потом его перенесли в другое место, специально построенное для этого. Также на улице построили кинотеатр.
В конце 1990-х годов произошла реконструкция улицы. Положили новую мостовую, фасады домов обновлены. В 2000 г. здесь открыли памятник покровителю Луцка — Святому Николаю. Сегодня это тихая и довольно симпатичная улица, переполненная транспортом только в рабочие часы будней. На улице расположены Дворец культуры, городская администрация, Волынский еврейский общинный центр им. Исаака Долинского, школа № 1, Кукольный театр, банки, офисы и другие учреждения.
Дома
Большая часть застройки улицы — это старые отреставрированные дома излома XIX-ХХ вв. Здесь представлены различные архитектурные стили: модерн, кирпичный стиль, эклектика, конструктивизм, сталинский ампир и другие.
| Номер | Описание | Вид |
|---|---|---|
| 1 | «Просвита» — дворец культуры города. Начинал строиться как кинотеатр в конце 1930-х. Был достроен в 1956 г. как дом культуры. Архитектор — В. Бабий. | 
|
| 5 | Построенный в 1930-х годах в стиле модерн. Сейчас здесь банк. | 
|
| 6 | Дом еврейской гмины. Памятник архитектуры. Построенный в 1921 г. В советское время — дворец пионеров. Теперь здесь Волынский еврейский общинный центр им. Исаака Долинского. | 
|
| 10 | Дом Липинских. Здесь проживала семья брата Липинского. На доме есть мемориальная доска Липинского. Сейчас в помещении разместился банк. | 
|
| 12 | Одно из помещений Луцкой украинской гимназии, построенное в кирпичном стиле. На доме есть три мемориальные доски — Ярославу Галану, Модесту Левицкому, Юзефу Фитцке. | 
|
| 18 | Волынский академический областной театр кукол. Строился в середине 1920-х как польский театр им. Юлиуша Словацкого. Реконструированный в советские времена. Справа — бывший кинотеатр «Чары». Дом имел оригинальный вид и был ценным памятником архитектуры. На рубеже веков был реконструирован: изысканный фриз с аттиком кирпичного стиля сняли, достроили второй этаж. | 
|
| 19 | Луцкий городской совет. Построенный в 1920-х годах как почта и телеграф. | |
| 28 | Руины одного из нескольких домов XVIII—XIX вв., Которые ещё остались на улице. В советский период ещё были жилые. Сейчас готовятся к сносу. | 
|
Галерея
- ЛуцькХмВ2.jpg
Вид улицы
- ЛуцькХмВ5.jpg
Школа № 1 слева
- ЛуцькХмВ4.jpg
Кованые элементы
- ЛуцькХмВ3.jpg
Фонарь
- ЛуцькХмВ1.jpg
Дома
- ЛуцькХмЛ.jpg
Люк
Напишите отзыв о статье "Улица Богдана Хмельницкого (Луцк)"
Примечания
- ↑ Терський С. В. Історія вивчення житлового будівництва Лучеська у VII—XIII ст.//Тези республіканської конференції, присвяченої «Атласу історії культури Волобл» (11-13 грудня 1991 р). — Луцьк, 1991. — с.20-22
- ↑ Луцьк. Історико-архітектурний нарис. Б.Колосок, Р.Метельницький — Київ, 1990. — с.57
- ↑ П.Троневич, М.Хілько, Б.Сайчук. Втрачені християнські храми Луцька. — Луцьк, 2001. — с.32
- ↑ В.Пясецький, Ф.Мандзюк. Вулиці і майдани Луцька. — Луцьк, 2005. — а: с.152
Отрывок, характеризующий Улица Богдана Хмельницкого (Луцк)
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
