Улица Поперечная (фильм)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1989 года
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
| Улица Поперечная | |
| Šķērsiela | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Таливалдис Маргевич |
| В главных ролях |
— — — — — — |
| Кинокомпания |
Рижская киностудия |
| Длительность |
85 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Улица Поперечная» (латыш. Šķērsiela) — документальный фильм режиссёра Ивара Селецкиса, снятый по сценарию Таливалдиса Маргевича на Рижской киностудии в 1989 году.
Сюжет
Действие фильма происходит в бурном 1988 году, когда вся страна находится на пороге перемен. Место действия — маленькая тихая улочка на окраине Риги. Люди, о которых идёт речь, живут своей, обособленной жизнью, так хорошо знакомой автору сценария фильма, проведшему на этой улице своё детство.
Среди героев этого киноромана мы видим водителя такси, молодую маму, инвалида, проповедника и их соседей. В противоречивом драматизме этих, казалось бы, простых людей можно увидеть символичный слепок судьбы целого народа.
Съёмочная группа
- Автор сценария: Таливалдис Маргевич
- Режиссёр-постановщик: Ивар Селецкис
- Оператор-постановщик: Ивар Селецкис
- Композитор: Иварс Вигнерс
- Звукооператор: Гунарс Раценайс
- Редактор: Майя Селецка
- Продюсер: Леонид Берзиньш
Технические данные
- широкоформатный
- цветной, 35 мм.
- 85 мин.
Награды
- 1988 — Приз киноклубов СССР, Приз критики «За создание образа улицы, на которой мы живём», Приз «Серебряный кентавр» на МКФ «Послание к человеку»
- 1988 — Победитель в номинации «Лучший документальный фильм» на кинофестивале «Большой Кристап»
- 1989 — Приз Йориса Ивенса Международного кинофестиваля в Амстердаме
- 1989 — Гран-при Международного кинофестиваля документальных и антропологических фильмов в Пярну
- 1989 — Приз Р. Флаэрти на Международном кинофестивале неигрового кино в Ямагате
- 1989 — Специальный приз объединенного жюри Всесоюзного кинофестиваля неигрового кино в Воронеже
- 1990 — Премия «Ника» «За лучший документальный фильм»
- 1990 — Премия «Феликс» Европейской киноакадемии «За лучший документальный фильм»
См. также
Напишите отзыв о статье "Улица Поперечная (фильм)"
Ссылки
- [www.latfilma.lv/d/069/index.html Рассказ о фильме на сайте latfilma.lv] (англ.)
Отрывок, характеризующий Улица Поперечная (фильм)
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
