Воянь-Цюйди

Воянь-Цюйди (кит. упр. 握衍朐鞮, пиньинь: Wòyán Qúdī) (устар. Уянь-Гюйди) — шаньюй хунну с 60 года до н. э. по 58 год до н. э. Собственное имя Туцитан (кит. упр. 屠耆堂, пиньинь: Túqítáng).

Воянь-Цюйди 握衍朐鞮
Шаньюй Хунну
60 до н. э. — 58 до н. э.
Предшественник:	Сюйлюй-Цюаньцюй
Преемник:	Хуханье
Смерть:	58 до н. э.(-058)
Род:	Династия Модэ (реставрация)
Отец:	Западный Чжуки-князь
Мать:	?
Супруга:	Чжуанькюй-яньчжи, безымянная жена
Дети:	Сын Восточный чжуки-князь

Правнук Ушилу. Ставленник дворцовой партии. Боролся с родовой аристократией. Лишился поддержки хуннских родов и армии. Князья восстали против него и выдвинули Хуханье. Шаньюева армия разбежалась, узнав о приближении мятежников. Покинутый всеми, Воянь-Цюйди покончил с собой.

Происхождение

Происходил от прямых потомков Модэ. Его прадед Ушилу умер оставив маленького сына, который не получил престол. Его сын стал западным чжуки. Туцитан получил титул от отца. Когда умер Сюйлюй-Цюаньцюй, Туцитан вступил в любовную связь с яньчжи Чжуанькюй (она была вдовой трёх шаньюев — хунну наследовали жён). Как только Сюйлюй-Цюаньцюй умер яньчжи позвала своего брата князя Дулунки и они вместе провозгласили Туцитана шаньюем Воянь-Цюйди. Съезду князей пришлось утвердить это решение.

Правление

Шаньюй желал договора с Китаем и отправил Иньюжо-князя Шэнчжи — своего брата послом к Хань Сюань-ди. Шаньюй первым делом казнил всех советников своего предшественника. Князя Дулунки, который сделал его шаньюем, сделал первым министром. Всех родственников прежней династии сослал. Цзихоушань, сын Сюйлюй-Цюаньцюя, бежал на запад в Ушаньму, где правил жичжо-князь Сяньхяньшань. Он был недоволен шаньюями, потому что Хулугу завещал ему престол, а князья это скрыли. Сяньхяньшань и Цзихоушань решили в 59 году уйти в Китай. Император принял их и сделал Сяньхяньшаня гуйдэхоу. Воянь-Цюйди не растерялся и жичжо-князем сделал своего родственника Босюйтана, братья Сяньхяньшаня были казнены. Когда умер югянь-князь, Воянь-Цюйди поставил сына на его место, но старейшины рода отказались следить, и род югянь ушёл на восток, попытка вернуть их провалилась: шаньюй послал своего советника с 10 000 конницы и тот бездарно потерял большую часть войска.

Шаньюй был жесток с князьями, а его наследник был ещё хуже. В 58 напали ухуани на Гуси-князя, он с трудом отбился. Шаньюй разозлился на князя, тот, предчувствуя кару, договорился с опальными князьями и они провозгласили шаньюем Цзихоушаня под именем Хуханье. В 58 Хуханье собрал 40-50 тысяч войска и пошёл на Воянь-Цюйди. Войско Вояня разбежалось и он попросил о помощи Западного чжуки-князя, тот ответил: был жесток — умри один. Дулунки тоже сбежал.

Воянь-Цюйди отчаялся и убил себя.

Предшественник: Сюйлюй-Цюаньцюй

Шаньюй хунну 60 год до н. э. — 58 год до н. э.

Преемник: Хуханье

См. также

• Хунно-китайские войны

Отрывок, характеризующий Воянь-Цюйди

– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.