Фабрини, Джованни
Джованни Фабрини (итал. Giovanni Fabrini, 1516—1580) — итальянский грамматик, лингвист, гуманист.
Содержание
Биография
Родился в 1516 году в Фильине-Вальдарно, сын Бернардо ди Джулиано и Бартоломеа ди Алессандро Альтровити. Основным источником биографических сведений о Фабрини является его переписка, а также отрывочные косвенные сведения в его книгах. Известно о существовании его сестры Элизабетты и трёх братьев: Никколо, который принял священнический сан, Франческо, отца двоих сыновей — Бароне и Раффаэлло, которым их дядя Никколо оставил в наследство часть своего имущества, и Джулиано, не оставившего после себя потомства. В юности Фабрини переехал во Флоренцию, где занялся изучением литературы под руководством гуманистов Лоренцо Амадеи и Гаспаре Марискотти да Марради. Флорентийский период жизни продолжался недолго — предположительно после смерти родителей Фабрини переехал в Рим, где к тому времени уже обосновался его брат Никколо. Здесь в 1544 году он опубликовал свой первый труд: «Интерпретация вольгаре и латыни через тосканское наречие» (Della interpretazione della lingua volgare e latina per via della Toschana) в трёх книгах, посвящённый архиепископу Милана кардиналу Ипполито д’Эсте[it]. Первая из упомянутых книг трактовала о значении на volgare слов, которые в латинском языке используются в именительном падеже, вторая — о значении слов, применяемых на латыни в родительном падеже, и третья — о значении слов, стоящих на латыни в дательном падеже. В связи с публикацией этого труда был обвинён в том, что позаимствовал метод исследования у своих учителей Амадеи и Марискотти, но опроверг эти утверждения в письмах, адресованных обоим учёным, которые опубликовал в новом издании 1548 года[1].
В 1545 году опубликовал в Венеции перевод с латинского языка труда Франческо Патрици[it] «De institutione reipublicae». В 1546 году вернулся во Флоренцию и продолжил перевод трактата Патрици «De regno», который опубликовал в 1547 году в Венеции под названием «Il sacro regno del gran' Patritio de 'l vero reggimento e de la vera felicità del principe e beatitudine humana» в девяти книгах (в 1559 году вышло новое, исправленное издание). Вновь был обвинён в плагиате — его подозревали в использовании исследований некого монаха-доминиканца, личность которого с достоверностью не установлена.
В 1547 году окончательно осел в Венеции, где к тому времени уже пользовался достаточной известностью. По утверждению учёного XVIII века Бенчивенни Пелли[it], Фабрини получил от Сената Венеции звание профессора красноречия, которое сохранял около тридцати лет — до 1577 года.
Написал: «Teorica della lingua» (Венеция, 1566), комментарии к Теренцию (1548), Горацию (1565), Вергилию (1597) и др.
Источники
- Фабрини // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Напишите отзыв о статье "Фабрини, Джованни"
Примечания
Ссылки
- [onlinebooks.library.upenn.edu/webbin/book/lookupname?key=Fabrini%2C%20Giovanni%2C%201516-ca.%201580 Giovanni Fabrini] (итал.). Online Books Library. Проверено 18 августа 2016.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Фабрини, Джованни
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
