Фессалоника (сестра Александра Великого)
| Фессалоника |
Фессалони́ка (др.-греч. Θεσσαλονίκη; ок. 342 — 295 до н. э.) — единокровная сестра Александра Великого, дочь македонского царя Филиппа II от его любовницы Никесиполиды из фессалийского города Феры.[1]
Содержание
Биография
Фессалонику назвали, вероятно, в честь побед армии Филиппа II в Фессалии, имя является производным от двух греческих слов: Фессалия и ника (то есть победа). Если связывать дату рождения Фессалоники с её именем, то первая вероятная дата — 352 до н. э., когда Филипп разгромил войско фокейцев (соседи фессалийцев с юга). Однако в таком случае Кассандр взял бы Фессалонику в жены (причем видимо любил её) в возрасте 36 лет, после чего она быстро родила ему 3 сыновей, что выглядит маловероятным. Наиболее вероятная дата её рождения — около 342 до н. э., после того, как Филипп разорил фокейские города и сменил в очередной раз власть в фессалийском городе Феры.
О судьбе Никесиполиды, как и других любовниц Филиппа, ничего не известно. Предполагают, что Фессалоника выросла под присмотром Олимпиады, главной жены Филиппа и матери Александра Великого. Когда Александр отправился завоевывать Азию, Фессалонике исполнилось 8 лет. Видимо вместе с Олимпиадой девочка жила какое-то время в Эпире. Она достигла брачного возраста перед смертью Александра, и в наступившей затем анархии диадохов некому было найти ей мужа, достойного породниться с царской кровью.
Впервые её имя возникает в 316 до н. э. в числе лиц, сопровождающих царицу Македонии Олимпиаду, когда та заперлась в крепости Пидна от войск диадоха Кассандра. После длительной осады Олимпиада сдалась и вскоре была казнена. Фессалонику взял в жены победивший Кассандр, новый правитель Македонии.[2] Все диадохи стремились обзавестись женой из македонского царского дома, тем самым подкрепляя как бы законными основаниями желание стать царями, однако удалось это только Кассандру. Судя по его поступкам, в браке был не только политический расчет, но и определенная степень привязанности к дочери Филиппа II. В её честь назвал он новый город, основанный на месте древней Фермы, и который в наше время известен в Греции под именем Фессалоники.
Фессалоника родила Кассандру 3 сыновей, Филиппа, Антипатра и Александра. Филипп IV по старшинству занял престол Македонии после смерти Кассандра в 298 до н. э., но вскоре умер от болезни. Фессалоника сохраняла значительное влияние, так как её сыновья только подошли к возрасту, когда можно управлять государством самостоятельно. Между оставшимися сыновьями завязалась борьба за власть, и чтобы лишить влиятельной поддержки Александра V, его брат Антипатр убил мать, Фессалонику в 295 году до н. э., подозревая её в симпатии к младшему сыну.[3] Возмущении в народе от подлого убийства было настолько велико, что Александр при поддержке эпирского царя Пирра изгнал убийцу матери. Тот бежал к своему тестю, царю Фракии Лисимаху, однако поссорился с ним и был казнен.
Легенда
В современной Греции существует легенда, возникшая неизвестно когда, о русалке, обитающей в Эгейском море сотни лет.
Русалка эта — та самая Фессалоника, сестра Александра Великого. Когда русалка встречает мореплавателя, она всегда задает единственный вопрос: «Жив ли царь Александр?» Правильный ответ: «Он жив и всё ещё правит». Тогда русалка отпускает корабль с миром. Любой другой ответ вызывает её гнев, она обращается в Горгону (мифическое существо) и губит корабль и всех людей на борту (из греческой детской книги).
См. также
Напишите отзыв о статье "Фессалоника (сестра Александра Великого)"
Примечания
Ссылки
- [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0003.001/1109?rgn=full+text;view=image Фессалоника (сестра Александра Великого)] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
Отрывок, характеризующий Фессалоника (сестра Александра Великого)
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
