ХАДИ-9

ХАДИ-9 — советский турбореактивный автомобиль из серии ХАДИ, проектировавшийся и построенный для установления абсолютного рекорда скорости на суше. Единственный автомобиль в СССР такого типа.

В рекордных заездах не участвовал, испытывался на аэродроме и на соляной поверхности пересыхающего озера Баскунчак. Снимался в фильме Скорость под названием Игла-09-SR

Технические характеристики

Длина 11 м

Высота 1,1 м

Масса 2500 кг

Расчётная скорость 1200 км/час

Силовой агрегат турбореактивный двигатель РД-9БФ.

Тяга двигателя 5500 кгс По другим данным двигатель РД-9 имел максимальную тягу в форсажном режиме до 3800 кгс.

Автомобиль имел обтекаемую сигарообразную форму и в целом был похож на первые баллистические ракеты типа ФАУ-2, только вместо четырёх был один стабилизатор и двигался он параллельно земле на колёсах.

Наружный корпус изготовлен из стеклопластикового волокна на металлическом каркасе. Колёса имели гидравлическую подвеску. Задние колёса стояли на выносных штангах подальше от корпуса для улучшения устойчивости на трассе слишком узкого автомобиля, а также для дополнительной аэродинамической стабилизации на высокой скорости. Два передних колеса находились внутри обтекаемого корпуса позади кабины пилота. Торможение осуществлялось последовательным введением воздушных заслонок, увеличивающих сопротивление воздуха, а затем парашюта. Также был возможен реверс авиационного двигателя.

История создания

В конце 1960-х годов в Лаборатории скоростных автомобилей Харьковского автодорожного института задались амбициозной целью побить рекорд скорости 1000 км в час, на тот момент ещё не взятый американскими и английскими конкурентами. Проектирование и создание конструкциции автомобиля началось в 1968 году, руководил проектом Никитин Владимир Константинович.

После рекордного заезда американского автомобиля Blue Flame на бонневильском соляном плато со скоростью 1014 км в час в 1970-м году инженеры недолго унывали и стали готовить строящийся автомобиль к другому более значимому скоростному пределу — преодолению звукового барьера 1190 км/ч. Набрать необходимую скорость в 1200 км/час надеялись за счёт лёгкого корпуса и форсирования авиадвигателя.

Пилоты автомобиля сомневались в достижимости рубежа в 1000 км/ч и тем более скорости звука, так как автомобиль не имел достаточной тяговооружённости. Двигатель РД-9 без форсирования развивал тягу до 2800 кгс, с форсированием до 3800 кгс, в то время как тот же рекордный автомобиль Blue Flame похожего размера обладал ракетным двигателем с тягой в 5900 кгс и едва смог перешагнуть 1000 км/час. Но потолок в 700—800 км/ч считался вполне реальным.

В 1978 году ХАДИ-9 побывал на экспозиции ВДНХ в Москве.

Из-за отсутствия подходящей трассы и необходимого финансирования попыток установить на нём рекорд скорости не предпринималось и готовый автомобиль несколько лет простоял в гаражах Харьковского автодорожного института.

Испытания и съёмки в кино

Для адекватных испытаний такого автомобиля и выхода на максимальную скорость нужна прямая и очень ровная трасса длиной около 10 километров. Единственное место в СССР, где могла быть обустроена такая трасса при минимальных расходах, было соляное дно пересыхающего озера Баскунчак, похожего на американское Бонневильское озеро, где происходит большинство рекордных заездов. Существовавшие авиационные аэродромы и автомобильные испытательные полигоны для этого слишком коротки. Но в 1963 году из-за увеличения соледобычи все заезды на этом озере прекращены и дно его превращено в карьер. Искусственные трассы такой длины не строились. Потому максимальная скорость, на которую был способен ХАДИ-9, осталась неизвестна.

Испытательные короткие заезды произошли на аэродромах в Чугуеве и в Волгограде и на оставшихся ненарушенных участках озера Баскунчак во время съемок фильма «Скорость» и были оплачены из киносъёмочного бюджета. По заявлению режиссёра Дмитрия Светозарова, при съёмках фильма «ХАДИ-9» два раза испытывали на взлетной полосе киевского военного аэродрома, при этом достигалась скорость около 300 км/ч. По неподтверждённым данным, автомобиль развивал скорость около 400 км/ч. Также, по словам Светозарова, группа каскадёров без оглашения остальной съёмочной группы и конструкторов, однажды разогнали реактивную повозку до 500 км/ч.

После окончания съёмок автомобиль привезли обратно в Харьков, где оставили на долгое время без ухода, забыв даже помыть. Неубранная с корпуса и внутренних деталей баскунчакская соль вызвала интенсивную коррозию лёгких металлических конструкций и быстрое разрушение машины.

См. также

• ХАДИ
• ХАДИ (гоночные автомобили)
• Скорость (фильм, 1983)

Ссылки

• [www.khadi.kharkov.ua/ Официальный сайт университета] (укр.) (рус.) (англ.) (нем.)
• [inter.khadi.kharkov.ua/ Официальный сайт университета] (англ.)
• [lsa.net.ua Официальный сайт Лаборатории Скоростных Автомобилей команды «ЛСА ХАДИ»]
• [www.youtube.com/watch?v=tndxK1HyuGY Ходовые испытания ХАДИ-9 на аэродроме]

Отрывок, характеризующий ХАДИ-9

В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.