Пуиджари, Хуан Альберто
Антонио Марино исп. Juan Alberto Puiggari | ||
| ||
---|---|---|
7 июня 2003 год — 4 ноября 2010 год | ||
Церковь: | Римско-Католическая церковь | |
Предшественник: | епископ Хосе Мария Аранседо | |
Преемник: | епископ Антонио Марино | |
| ||
c 4 ноября 2010 год | ||
Церковь: | Римско-Католическая церковь | |
Предшественник: | архиепископ Марио Луис Баутиста Маулион | |
Рождение: | 21 ноября 1949 (74 года) | |
Принятие священного сана: | 13 ноября 1976 год | |
Епископская хиротония: | 8 мая 1998 год | |
Хуан Альберто Пуиджари (исп. Juan Alberto Puiggari; 21 ноября 1949 год, Буэнос-Айрес, Аргентина) — католический прелат,пятый епископ Мар-дель-Платы с 7 июня 2003 года по 4 ноября 2010 года, пятый архиепископ Параны с 4 ноября 2010 года.
Биография
Родился 21 ноября 1949 года в Буэнос-Айресе, Аргентина. После обучения на философском факультете аргентинского Папского Католического университета поступил в семинарию архиепархии Параны. 13 ноября 1976 года был рукоположён в священники для служения в архиепархии Параны. Преподавал философию в семинарии архиепархии Параны. С 1992 года – ректор этой же семинарии.
20 февраля 1998 года года Папа Римский Иоанн Павел II назначил его вспомогательным епископом апхиепархии Параны и титулярным епископом Турузи. 8 мая 1998 года в соборе Пресвятой Девы Марии Розария в Паране состоялось его рукоположение в епископы, которое совершил архиепископ Параны Эстанислао Эстебан Карлич в сослужении с епископом Гуалегуайчу Луисом Гильермо Айхгорном и епископом Орана Марио Антонио Карнельо.
7 июня 2003 года Римский папа Иоанн Павел II назначил Хуаном Альберто Пуиджари епископом Мар-дель-Платы[1]. 4 ноября 2010 года Римский папа Бенедикт XVI назначил его архиепископом Параны[2].
Напишите отзыв о статье "Пуиджари, Хуан Альберто"
Примечания
Ссылки
- [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bpuiggari.html Биографические сведения на сайте католической иерахии] (англ.)
Предшественник: епископ Хосе Мария Аранседо |
епископ Мар-дель-Платы 6 апреля 2011 года — 4 ноября 2010 года |
Преемник: епископ Антонио Марино |
Предшественник: архиепископ Марио Луис Баутиста Маулион |
Архиепископ Параны 4 ноября 2010 года — |
Преемник: — |
Отрывок, характеризующий Пуиджари, Хуан Альберто
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“