Центроиздат (издательство)
| Центральное издательство народов СССР | |
| Страна | |
|---|---|
| Основано | |
| Ликвидировано | |
| Адрес | |
«Центроизда́т» — центральное издательство народов СССР, существовавшее с 1924-го по 1931-й годы.
История
Народным комиссариатом по делам национальностей 14 декабря 1922 года было создано Центральное Восточное издательство, а 29 марта 1923 года — Центральное Западное издательство. Первое из них предназначалось для обслуживания народов Средней Азии, Казахстана, Азербайджана, Поволжья, второе — населения Западных областей страны.[1] Издательства носили универсальный характер, основной упор делался на выпуск общественно - политической и учебной литературы. Это была реализация решений XI съезда РКП(б), которое рекомендовало обратить особое внимание партии на издание «литературы народов национальных меньшинств».[2]
Для координации и общей направленности их деятельности 1 мая 1924 года их объединили и 13 июня того же года новое (объединённое) издательство стало называться Центральным издательством народов СССР при Президиуме ЦИК. Функции нового издательства призваны были содействовать культурному развитию всех народов и народностей, населяющих Советский Союз. Центроиздат выпускал книги на многих языках. По мере возникновения в республиках и автономных областях своих издательств, сокращался или вовсе прекращался выпуск литературы на языках населявших их народов. В ноябре 1925 года была открыта книжная фабрика (типография) Центроиздата. Для многих народов приходилось создавать письменность, издавать учебники, выпускать издания всех видов, искать и обучать авторов, редакторов, рабочих — печатников. Особенно велики выпуски Центроиздата произведений В. И. Ленина, массово - политических изданий, учебной литературы по ликвидации неграмотности.[2]
В 1930 году при Наркомпросе РСФСР было образовано объединение ОГИЗ, с которым в 1931 году Центроиздат был объединён.[3]
Напишите отзыв о статье "Центроиздат (издательство)"
Примечания
- ↑ Сикорский Н. М. (гл. ред.). Книговедение: энциклопедический словарь. — М., Советская энциклопедия. 1982.
- ↑ 1 2 Василевский А. К., Дмитриев С. С., Тарновский К. Н., Толстяков А. П. Памятные книжные даты.1984. — М., Книга. 1984.
- ↑ [www.hi-edu.ru/e-books/HB/21-1.htm Становление централизованной системы книгоиздания в СССР]
Отрывок, характеризующий Центроиздат (издательство)
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
