Гици, Чаба

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Чаба Гици»)
Перейти к: навигация, поиск
Чаба Гици
Личная информация
Гражданство

Венгрия Венгрия

Специализация

байдарка, 1000 м

Дата рождения

5 августа 1945(1945-08-05) (78 лет)

Место рождения

Кам, Германия

Рост

175 см

Вес

78 кг

Чаба Гици (венг. Csaba Giczy; 5 августа 1945, Кам) — венгерский гребец-байдарочник, выступал за сборную Венгрии в середине 1960-х — конце 1970-х годов. Серебряный и бронзовый призёр летних Олимпийских игр в Мехико, трёхкратный чемпион мира, серебряный и бронзовый призёр чемпионатов Европы, победитель многих регат национального и международного значения.



Биография

Чаба Гици родился 5 августа 1945 года в городе Кам, Германия. Активно заниматься греблей начал в раннем детстве, проходил подготовку в Будапеште, состоял в столичном спортивном клубе «Вашаш».

Первого серьёзного успеха на взрослом международном уровне добился в 1965 году, когда попал в основной состав венгерской национальной сборной и побывал на чемпионате Европы в Бухаресте, откуда привёз награду серебряного достоинства, выигранную в зачёте двухместных экипажей на дистанции 10 000 метров. Два года спустя на европейском первенстве в немецком Дуйсбурге получил бронзу в двойках на тысяче метрах.

Благодаря череде удачных выступлений удостоился права защищать честь страны на летних Олимпийских играх 1968 года в Мехико — в составе четырёхместного экипажа, куда также вошли гребцы Имре Сёллёши, Иштван Тимар и Иштван Чизмадиа, завоевал на дистанции 1000 метров бронзовую медаль — в решающем заезде их обошли экипажи из Норвегии и Румынии. Кроме того, в паре с Иштваном Тимаром стал серебряным призёром в двойках на тысяче метрах, уступив лишь советской байдарке Александра Шапаренко и Владимира Морозова.

В 1969 году на европейском первенстве в Москве Гици дважды поднимался на пьедестал почёта, добыл бронзу в эстафете 4 × 500 м и в километровой гонке двоек. В следующем сезоне выиграл бронзу на чемпионате мира в Копенгагене, заняв третье место в программе четырёхместных байдарок на тысяче метрах. Через год на аналогичных соревнованиях в югославском Белграде взял золото в эстафете и серебро в четвёрках на десяти километрах. На чемпионате мира 1973 года в финском Тампере сделал золотой дубль, завоевал титул чемпиона сразу в двух дисциплинах: в четвёрках на одном километр и на десяти километрах. Спустя год на мировом первенстве в Мехико в тех же дисциплинах стал бронзовым и серебряным призёром соответственно.

Будучи одним из лидеров гребной команды Венгрии, Гици благополучно прошёл квалификацию на Олимпийские игры 1976 года в Монреале, но, тем не менее, на сей раз попасть в число призёров не смог — в четвёрках на тысяче метрах показал в финале восьмой результат. После Олимпиады он ещё в течение года оставался в основном составе венгерской национальной сборной и продолжал принимать участие в крупнейших международных регатах. Так, в 1977 году выступил на чемпионате мира в Софии, где стал серебряным призёром в зачёте четырёхместных байдарок на десяти тысячах метров. Вскоре по окончании этих соревнований принял решение завершить карьеру профессионального спортсмена, уступив место в сборной молодым венгерским гребцам.

С 1979 года Чаба Гици работал тренером по гребле на байдарках и каноэ в молодёжной сборной Венгрии, затем в период 1982—1991 тренировал гребцов в нескольких спортивных клубах. Имеет высшее образование, в 1983 году окончил Институт физической культуры.

Напишите отзыв о статье "Гици, Чаба"

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/gi/csaba-giczy-1.html Чаба Гици] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
  • [www.canoeresults.eu/medals?year=1965-1977&name=Gicz Чаба Гици]  (англ.) — медали на крупнейших международных соревнованиях
  • [web.archive.org/web/20100105013709/www.canoeicf.com/site/canoeint/if/downloads/result/Pages%201-41%20from%20Medal%20Winners%20ICF%20updated%202007-2.pdf?MenuID=Results%2F1107%2F0%2CMedal_winners_since_1936%2F1510%2F0 Списки чемпионов и призёров по гребле на байдарках и каноэ (1936—2007)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Гици, Чаба

Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.